The absence of the CIA in Italy as one of the great post-war mysteries.

When I started to engage in journalism upon my arrival in Italy, it didn’t take me long to realise that especially in investigative journalism, due to a certain judiciary system that was mostly valid but which often took sides, in Italy the role of a CIA agent was seen in a totally distorted manner: he was no longer seen as the defender of lawfulness and freedom from terrorism in his homeland and in that of others, but as a kind of mentally sick person with homicidal tendencies, or as a demented mass murderer, even, also because the sneaky US agent never planted the bomb himself – as any other cunning demon would have done – but entrusted it to unpredictable kids like Fioravanti and Mambro or to disturbed individuals who had already been placed in psychiatric care like Carlo Digilio.

The latter described the CIA – for which he said he worked – like a military (instead of civil) organisation, and spoke of military hierarchies that did not exist and of people with American- sounding surnames who were not in any official registries. There were also brilliant mythomaniacs like the “Venerable” Licio Gelli, who some hearsay reporters described for decades as the omnipotent dark side of the United States in Italy. We are talking of a person who didn’t speak a word of English and had some trouble with Italian too, who had NEVER been – no matter what they wrote – to the White House, to the Embassy in Rome, or to any US Consulate in Italy for that matter, who had never even met a retired archivist, let alone a CIA agent, a man that if you were to ask him who the Regional Security Officer was, would not have even known what you were talking about. And as for the Field Manual, everybody knows that it was a false item of KGB that could be found in any specialised bookshop in New York. In fact, it could already be found on the Internet as well. But since the Venerable was a deception genius, what did he do? He hid it in the false bottom of his daughter’s suitcase, which was discovered during a search in the airport (something that even my cat would have predicted). And so it became a reference code for the American massacres in Italy.

And yet…and yet I must admit that whoever believed in this bewildering – and for an American like me, painful – interpretation of the mysteries of the post- war period in Italy, must have had a reason, however short-lived… let’s consider another unsettling – if not outright disturbed – man like the former head of the Secret Service, Adelio Maletti.

In several interviews, he asserted that the CIA was behind the massacre of piazza Fontana and the Italian massacres in general. However, before the Parliament Committee on terrorism, he declared that he did not have any proof of relationships between the CIA and the Ordine Nuovo movement, and the only anomalous conduct appeared to be that of an American military officer who, for one summer, had kept in touch with Italian military officers from the North. How about names, dates, and places?

There was nothing. And when they asked him if he had any evidence or at least clues about the CIA planning the massacres in Italy, his shocking answer was: “Evidence? I have none, it’s just a feeling.” Not knowing how to justify the subversive American influence in Italy, at a certain point Maletti told the Committee that as far as he knew he had been fired on the spot due to the direct intervention of the US Ambassador. What was his name? they asked. He answered: Gram, I think. No, his name was Martin Graham. The general was very careful not to say that, according to two investigations of the New York Times and the Stampa di Torino, in 1972 Graham had given him 800,000 dollars under the table, which I think are about 30 million dollars today…How bizarre that that same person should fire him. And let me say one last thing about the general: even Maletti thought it was wrong for Umberto Federico D’Amato, head of the legendary Confidential Affairs Office, to have confidential relationships with the Americans… I’m sorry, but WHO should he have had contacts with? Umberto FDA was, for better or worse, a hero of the Republic, and he really had relationships with the Americans… and even with people who terrified the American Ambassador in Italy at that time and also many Presidents of the United States (since Ambassadors and Presidents change, but the real puppeteers pulling their strings do not). For example, Hugh Montgomery or Theodore Shakley did not stay at the Embassy when they were in Rome, they would rather stay at his place because they did not trust a certain, radical chic trend which had always existed in Via Vittorio Veneto 121 – which goes to show that the US Embassy is anything but a unilateral monolith – and furthermore for them it was outrageous that the Italian secret service lay in ambush – something that they, pardon me for saying it, so untastefully still do – on the roof of Hotel Savoia, opposite to the Embassy, to photograph any officer entering or exiting.

I’m taking too long and so I shall skip many issues that would each deserve a book, as is the case with another grotesque alleged CIA agent (according to the Italian press), Carlo Rocchi. He was in reality a real estate agent in Milan who despite that, if asked might have even confirmed any allegation, all caught up in self-referential fantasies… luckily Ferdinando Pomarici, a judge whom I do not hold in high esteem but who took his job seriously, acquitted him from all the self-incriminations of planning coup d’etats together with the CIA “because they are unfounded.” Interestingly, more than 10 years ago the ideologist and creator of the 5 Star Movement, Beppe Grillo, dedicated to him almost an entire edition of his Blog, as a dismal symbol of the CIA in Italy.

This was quite the paradox, coming from a person who, shortly after that, visited the American Embassy in Rome and kept going there hundreds of times in the years to come, to ask what he was supposed to do, how he was supposed to act… and perhaps, when over 10 years ago the internal analysts of Via Vittorio Veneto – and I deeply regret that these documents are still classified – predicted that in a dozen years his movement would become the first party in Italy, they demonstrated how American influence in a country (which I obviously consider as mine too, being an Italian-American) is more sophisticated and structured than suggesting or entrusting a C4 explosive to some minor or nostalgic psychopath. I’m not here to make any insinuations or suggest leads, but perhaps some Italian investigative journalists (among which are the very good Gabriele Paradisi and Paolo Cucchiarelli) should reflect on why the former Ambassador, Gadner, in his nice though a bit flat recollections on his mandate in Italy reported that he had terrible problems with the State Department.

It was not because he declared his love and esteem for the then still communists

Veltroni, Fassino, D’Alema and company, but because of a photo that was published without him knowing –or maybe not?- on his book on Italy. The photo showed 3 NATO generals and the Head of CIA at that time in Rome, getting worked up and harshly instructing a pretty boy who at that time was just a little older than 20. That boy with a bold smile was Silvio Berlusconi.

Philip Willan perhaps the best investigative journalist in Italy

At this point, obviously I should talk of the only acclaimed – if one were to believe the fantasies and Homeric fables of Italian reporters and magistrates, who are with no doubt very competent – black CIA agent in Italy, Roland Stark. At this point, I should also talk about a conflict of interest, because it is true that during the 1977 uprising in Bologna I got to know him very well. However, should they analyse the (surely recorded) phone call received by the Police Headquarters of Bologna in 1975, when the 5-Star Baglioni Hotel asked for a check on a strange American who drove a Ferrari and yet did not have the money to repair its broken door and stored in the suite where he stayed with his beautiful fiancée, millions in strange chemical equipment, they would discover that the voice was mine, since I did not support his actions and had distanced myself from him. The man whom I believe to be the best English investigative journalist in Italy, Philip Willan, when writing his book asked me a detailed description of how I laughed at Stark when, after having been introduced by the local Autonomia operaia movement in Emilia, he asked me to work with him as a CIA agent. He showed me a ridiculous American antinuclear badge as proof (which instead convinced an honest magistrate like Judge Giorgio Floridia). I replied that the CIA agents abroad did not go around with a badge, but they have a memorised satellite ID code. I added that the sad truth was that Stark was just a sly, brilliant criminal chemist who succeeded in reducing the price of a dose of LSD from 500 to 5 dollars, and you can imagine with what beneficial effects for the youth…

Please bear with me as I shall end with an Habemus Papam… finally with the Abu Omar – let’s call him by his real name, Hassan Mustafà Osama Nasir– abduction, we caught the CIA agents with their hand in the cookie jar… But it’s not that simple.

Everything started from the fact that when they were taping Abu Omar, the Italian investigators thought that he spoke in Egyptian Arabic. But he was actually speaking a Beja and partly Nubian dialect, two dialects that are almost incomprehensible to the Arabs themselves… and I’m sorry if the American system knew this because it intercepted through its military satellites, overstepping its authority by interfering with a national sovereignty (even though, from what I know – I apologise to the judges present if I am saying something stupid – you are liable to prosecution only if you illegally intercept from the inside of the telecommunication system of a country, not from the outside). However, this is a sign of extreme secrecy and importance of an operation…. The American specialists realised that a terrifying sentence like “we will have enough enriched uranium to exterminate”… (Nubian) was translated into Egyptian Arabic as “we have enough white paste to spread out”… that is, cocaine instead of the atomic bomb. Unfortunately, what happened? It was Jeff Castelli who was handling it all. Was he the head of the CIA in Rome? Yes, he was. Does this mean he couldn’t possibly be a crook? No, it doesn’t. He had already manipulated, not to say cheated, at the time of the Nigergate. On that occasion he endorsed the false information that there was uranium in Iraq for nuclear purposes; such information had been given to a very complacent Pollari by a police officer expelled from the military, a thief and a cheater known as Rocco Marino, who stole stamps and papers registered at the Niger Embassy.

Then Pollari gave it to a most willing M16, which gave it to a very pleased State Department, which gave President Bush the pretext for declaring war against Iraq—was it true or not that it was Castelli who guaranteed that the exact translation had to be done in Nubian language? I don’t know, but what I know is that the exfiltration team was composed mostly of Sismi agents headed by one of the real Italian 007 agents, Luciano Pironi, who was even capable of understanding and speaking the American dialects… By the way, he was a close friend as well as next-door neighbour of the investigating judge, Armando Spataro… But isn’t there a conflict of interest? Apparently not, since in the end they acquitted all

the police officers for State secrecy, and instead convicted some mere contractors (no matter what they say, the CIA certainly will not dirty its hands on the field) and sentenced the presumed CIA heads like Castelli to 7 years in prison…. I must be honest.


The super spy Francesco Pazienza together the anchor woman Didi Leoni

7 years were inflicted also to Betnie Madero (not surprisingly called “snake” in the embassy), which is something I am not sad about despite being her co- citizen… she lived to demonstrate that she was much more than just a simple Embassy secretary and she was capable of barking, “What the bloody fuck are you doing here??” if someone like me entered a loo in Via Vittorio Veneto. Another thing altogether was another 007 CIA agent, the extraordinary Sabrina de Sousa, who was sentenced to smaller prison terms… who as you can see, at almost 70 years of age is still as beautiful as an actress… and who also speaks 5 languages… imagine what she was like at the age of 30… and many forefront politicians, inventors, journalists, magnates, and magistrates of half Europe – Italy included – are well aware of this, as they fell in love with her not knowing that there are micro cameras that can be as big and as as subtle as half a finger nail and that can be pasted on like stamps and with micro-batteries that can last even for a month…. As far as I know, Random House offered her 20 million dollars for her memoirs. But Sabrina refused with disdain. She’s in good shape and in the end she is only almost 70 years old. And she wishes to live many more years. That’s all. Gentlemen, have a wonderful life. If you can.

CRISTIANO LOVATELLI RAVARINO

La non pervenuta presenza della CIA in Italia nei misteri del dopoguerra.

Da quando provenendo dall’America ho iniziato a occuparmi   di giornalismo non ci ho messo molto a capire che soprattutto nel giornalismo investigativo grazie anche  a una certa magistratura spesso valida ma spesso schierata il ruolo dell’agente della Cia in Italia era percepito in modo totalmente stravolto : non più  quello del difensore della legalità e della libertà dal terrorismo nel proprio  e negli altrui paesi ma una specie di malato mentale con tendenze omicide anzi   direi meglio demenzialmente  stragiste anche perchè la famosa bomba il subdolo agente  Usa non la piazzava in proprio -come farebbe qualunque demone scaltro- ma la affidava a ragazzini

incontrollabili come Fioravanti e la Mambro o a disturbati caratteriali più volte ricoverati  in clinica psichiatrica  come Carlo Digilio che descrive la Cia- per cui a suo dire collaborava –  come una struttura militare (invece è civile) che parla di gradi militari che non esistono  di referenti con cognomi che orecchiano l’americanità ma che non sono in nessuna anagrafe conosciuta   o a geniali mitomani come il  Venerabile Licio Gelli  il quale da certa stampa ad orecchio è stato descritto per decenni come l’onnipotente  lato – tenebra degli Stati Uniti in Italia.  Parliamo di una persona che non parlava una parola di inglese e neanche troppo bene l’Italiano che non è MAI  stato ricevuto- chcchè se ne sia scritto- nè alla Casa Bianca nè in Ambasciata a Roma  nè in alcun

Consolato  Usa in Italia  che non ha mai incontrato non dico un agente della  Cia ma neanche che sò un archivista in pensione che se gli chiedevi se conoscesse chi era  il Regional Security Officer non capiva neanche che di che   cosa stessi parlando e in quanto al Field Manual anche i sassi sanno che era un falso del KGB  e anche i sassi sanno che era reperible a New York in qualunque libreria specializzata anzi era già on line nella di allora nascente internet ma siccome nella sceneggiata napoletana il Venerabile era- qui sì- un genio cosa fa : lo nasconde nel doppio fondo della valigia della figlia che scoperto in aereoporto per una perquisizione(che anche il mio gatto avrebbe previsto)  allora ecco diventa il codice di riferimento delle stragi americane in Italia.

Eppure..eppure devo dare atto che chi ha creduto in questa sconcertante- e per chi è americano come me dolorosa- interpretazione dei misteri del dopoguerra in Italia qualche ragione per quanto labile nonostante tutto ce l’aveva….prendiamo un altra personaggio sconcertante-non voglio dire disturbato- come  l’ex capo dei Servizi Segreti Adelio Maletti.

In più interviste sostenne che dietro la strage di piazza Fontana e in genere delle stragi italiane c’era la Cia. Alla Commissione Parlamentare sul terrorismo però dichiarò che non gli risultavano rapporti tra la Cia e Ordine nuovo e l’unica comportamento anomalo risultò quello di un addetto miliare americano che per una estate ebbe strani contatti con ufficiali militari italiani  del nord. Nomi, date ,luoghi ?niente .Così come quando 

gli si chiedeva che prove o perlomeno indizi avesse sul fatto che fosse la Cia a orchestrare le stragi in Italia rispondeva incredibilmente : “Prove ?Nessuna.Una sensazione. ” Non sapendo che pesci pigliare per giustificare l’influenza eversiva  americana in Italia a un certo punto Maletti tira fuori in Commissione Stragi che gli risultava essere  stato licenziato in tronco per diretto  intervento dell’Ambasciatore Usa. Come si chiamava ? gli chiedono . Risponde :mi sembra Gram. No si chiamava Martin Graham e il generale si guarda bene dal dire che all’opposto secondo due inchieste del New Yoprk Times e della Stampa di Torino Graham nel 1972 gli avrebbe dato sottobanco 800.000 dollari che corrispondono a circa credo 30 milioni di dollari attuali…bizzarro che poi la stessa persona ne reclami  il licenziamento. Addirittura,e finisco sul generale ,Maletti giudica scorretto che Umberto Federico d’Amato capo del mitico Ufficio Affari Riservati avesse rapporti confidenziali con gli americani..ma scusatemi  con  CHI  avrebbe dovuto averli ? Umberto FDA è stato nel bene e  nel male un eroe della Repubblica e lui i rapporti con noi americani ce li aveva veramente …addirittura  personaggi che io ho visto atterrire l’Ambasciatore  americano in Italia di turno e anche Presidenti degli Stati  Uniti  di turno (perchè gli Ambasciatori e i Presidenti passano ma i veri , ripeto ,i veri burattinai no )come Hugh Mongomery o Theodore Shakley quando venivano a Roma non dormivano in Ambasciata ma dormivano da lui perchè non si fidavano di una deriva radical chic che pure c’è sempre stata in via  Vittorio Veneto 121- a proposito del fatto che

l’Ambasciata Usa è tutto tranne che un monolite unilaterale-  e  inoltre trovavano leggermente inaudito che i servizi italiani si appostassero – come continuano scusatemi con molto  poco buon gusto a fare – sui tetti del dirimpettaio Hotel Savoia per fotografare  qualunque funzionario vi  entrasse o vi  uscisse. 

Mi sto dilungando troppo e quindi sorvolo su argomenti che meriterebbero da soli un libro come un altro grottesco presunto agente della Cia secondo la pubblicistica italiana tal Carlo Rocchi  che di mestiere in realtà faceva l’immobiliarista a Milano il che non toglie che a livello di fantasie autoreferenziali  se glielo chiedevate magari  lo confermava…per fortuna che un magistrato che non amo in modo particolare ma  serio come Ferdinando Pomarici lo assolse da tutte le autoaccuse di tramare colpi di Stato assieme alla Cia “perchè il fatto non sussiste “… la cosa più interessante e che più di  dieci anni fa l’ideologo e creatore del movimento 5 stelle Beppe Grillo gli dedicò quasi un intero numero del suo blog come simbolo funesto  della Cia in Italia…un pò paradossale da parte di una persona che poco dopo sarebbe venuto in Ambasciata Americana a Roma  con il cappello in mano per centinaia di volte e per anni di seguito per chiedere cosa fare , come comportarsi…e forse quando  più di dieci anni fa gli analisti interni di via Vittorio Veneto-e mi dispiace profondamente che questi documenti non siano ancora declassificati-profetizzarono che in una dozzina d’anni il suo movimento sarebbe diventato il primo partito in Italia dimostrarono come l’influenza 

americana su un paese ( che ovviamente considero anche mio essendo italoamericano) è più sofisticata e più strutturale che suggerire o affidare plastico  C4 a qualche minorenne o a qualche psicopatico nostalgico. 

Io non sono qui  nè per fare allusioni nè per suggerire piste ma forse qualcuno degli   investigative journalist italiani (tra cui  i bravissimi e qui  presenti Gabriele Paradisi e Paolo Cucchiarelli  )dovrebbe riflettere su come mai l’ex Ambasciatore in Italia  Gadner nelle belle per quanto un pò anodine memorie sul suo mandato in Italia ebbe terrificanti problemi col Dipartimento di Stato non perchè vi dichiarasse il suo amore e la sua stima per i di allora ancora  comunisti Veltroni Fassino  e d’Alema e compagnia bella  ma per una foto sfuggita-o forse no ?-  al suo controllo nel suo libro sull’Italia. Vi si vedono 3 generali della Nato e il capo della Cia di allora a Roma affannarsi e istruire con cipiglio un bel ragazzotto poco più allora che ventenne. Quel bel ragazzotto dal sorriso già allora impunìto era Sivio Berlusconi.

Philip Willan forse il miglior giornalista investigativo in Italia

A questo punto ovviamente dovrei parlare del -secondo la favole dei pur bravissimi colleghi italiani e le fantasie omeriche dei pur bravissimi magistrati italiani –  dell’unico diciamo agente nero Cia conclamato in Italia,  Roland Stark. A questo punto dovrei anche  parlare di conflitto di interessi perchè  ai tempi della rivoluzione del 77 a Bologna ebbene  sì lo conobbi e anche molto bene ma se si facesse una perizia fonica della telefonata  sicuramente registrata arrivata nel 1975  alla Questura di Bologna  dal Baglioni Hotel 5 stelle  che invitava a 

fare accertamenti su uno strano americano che girava in Ferrari ma non aveva i soldi per aggiustare la portiera rotta e stivava nella suite ove risiedeva con la bellissima fidanzata milioni in strane attrezzature chimiche si scoprirebbe che la voce era del sottoscritto tanto ero poco solidale e  tanto tutto mi distanziava da lui. Quello che io reputo il miglior giornalista investigativo inglese  in Italia Philip Willan si è a lungo fatto raccontare per un suo libro come ridessi in faccia a Stark quando dopo essermi stato presentato dalla locale insurrezionalista autonomia operaia  emiliana  mi chiese di collaborare con lui come agente della Cia presentandomi a mò di prova un ridicolo tesserino dell’antinuclearismo americano ( che invece convinse un pur onesto  magistrato come il giudice Giorgio Floridia ) a cui mi fu troppo facile obbiettare che gli agenti della Cia all’estero non girano grottescamente con il tesserino ma semmai con un memorizzato codice di riconoscimento satellitare e come in realtà Stark  fosse tragicamente solo uno scaltro geniale chimico criminale che riuscì a ridurre il prezzo di una dose di LSD da 500 a 5 dollari con quali benefici effetti  per la gioventù lascio a voi immaginare….

Scusate concludo con Habemus Papam…finalmente con il sequestro Abu Omar – anzi diciamo come si chiamava veramente Hassan Mustafà  Osama Nasir-  abbiamo colto gli agente della Cia con le mani nella marmellata in Italia….ma le cose non sono così semplici.

Tutto nasce dal fatto che gli inquirenti italiani registrando Abu Omar pensavano parlasse in arabo egiziano ma lui non parlava in arabo egiziano parlava in dialetto  begio e  in parte in dialetto nubiano due dialetti quasi incomprensibili anche a gran parte degli stessi arabi …e se questo il sistema americano lo sapeva perchè intercettava da suoi satelliti  militari sovrapponendosi a una sovranità nazionale mi scuso (anche se da quello che so- chiedo venia ai  giuristi presenti se dico una sciocchezza -si è perseguibili penalmente se si intercetta abusivamente essendo dentro al sistema telecomunicativo di una nazione non fuori ) indice comunque di estrema segretezza di estrema importanza di una operazione….gli specialisti  americani si accorsero che una frase terrificante come “avremo abbastanza uranio arricchito da sterminare ” (nubiano )veniva tradotto in arabo egizio in “abbiamo abbastanza pasta bianca da disseminare…cioè si confondeva la cocaina con l’atomica. Purtroppo cosa accadde ?che a gestire il tutto fu Jeff Castelli . Era il capo della Cia a Roma ? sì . Questo esclude fosse un truffatore ?no. Già aveva manipolato per non dire truffato  all’epoca dell Nigergate dove avvallò la velina dell’uranio in Irak a fini  nucleari che un carabiniere espulso dall’arma ladro e truffatore tal Rocco Marino aveva rifilato rubando timbri e carte intestate all’Ambasciata del Niger  a un compiacentissimo Pollari che lo rifilò a un benevolissimo M16 che lo rifilò a un felicissimo Dipartimento di Stato che dette al Presidente 

Bush il pretesto per dichiarare guerra all’Iraq….era Castelli che garantì che la traduzione esatta  andava fatta in nubiano….era vero ?non lo so,quello che so è che la squadra degli esfiltratori  era composta soprattutto da agenti del Sismi  capitanati da uno dei veri 007 italiani l’agente Luciano Pironi capace persino di capire e parlare dell’americano i dialetti…per inciso grandissimo amico nonchè vicino di casa del giudice inquirente Armando Spataro…ma non esiste un conflitto di interessi ?evidentemente no se alla fine hanno assolto tutti i carabinieri  per segreto di Stato , condannato degli umili contractors (la Cia  checchè se ne dica non si sporca di certo le mani sul campo )e a 7 anni i presunti responsabili Cia come Castelli…debbo essere sincero.  Che 7 anni siano stati inflitti anche a Betnie Madero (non a caso soprannominata  in Ambasciata snake : la vipera )io per quanto suo compaesano non riesco a dolermene…viveva per dimostrarti che non era quella semplice segretaria d’Ambasciata che appariva ed era capace se uno come il sottoscritto entrava in una toelette un pò defilata di via Vittorio Veneto di latrarti : “What the bloody fucking are you doing here ??” Altra cosa invece un altra 007 della Cia  condannata peraltro con pene minori  la straordinaria Sabrina de Sousa…lo vedete tutti  ha quasi settantanni ed è ancora bella come una attrice….parlando perfettamente tra l’altro 5 lingue pensate come poteva essere a 30 anni…lo sanno bene le decine di politici di primissimo piano, di inventori ,di giornalisti ,di magnati ,di magistrati di mezza Europa – Italia non esclusa -che si sono innamorati di lei non sapendo che esistono microtelecamere grandi e e sottili 

come mezza unghie che si attaccano come francobolli e le cui microbatterie possono durare anche un mese….

La super spia Francesco Pazienza assieme alla anchor woman Didi Leoni

Random House da quello che so le ha offerto venti milioni di dollari per le sue memorie. Ma Sabrina  ha rifiutato con sdegno. E’ in gran forma e in fondo ha quasi solo settantanni. Ne vuole vivere ancora moltissimi altri .  That’s all. Have , gentlemen, a wonderful life.  If you can .

CRISTIANO LOVATELLI RAVARINO

“Bacon estuvo rodeado de personas que se aprovechaban de él”

Cristiano Lovatelli, “amigo íntimo” del artista dublinés, lleva al Niemeyer una selección de los dibujos que el pintor le regaló durante una década

Desde la izquierda, 'Pope' (1992), 'Pope' (1979), 'Pope' (1991), dibujos de Francis Bacon.Desde la izquierda, ‘Pope’ (1992), ‘Pope’ (1979), ‘Pope’ (1991), dibujos de Francis Bacon. COLECCIÓN CRISTIANO LOVATELLI RAVARINO

Esta orgía de dibujos con ojos que quieren salirse de las órbitas, rostros deformes y bocas retorcidas los recibió Cristiano Lovatelli Ravarino durante los años ochenta por correo ordinario de su “amigo íntimo” el artista Francis Bacon(Dublín, 1909-Madrid, 1992). Un legado de cientos de obras de las que este periodista italiano ha enviado 73 —18 no vistas antes en España— al Centro Niemeyer (Avilés) para la exposición Fran@is Ba@on. La @uestión del dibujo,abierta hasta el 8 de abril de 2018. Parte de estas obras ya recalaron en Madrid y Valencia este año.

Lovatelli, en declaraciones a EL PAÍS por teléfono (no ha podido acudir a la inauguración por un accidente de coche) asegura que Bacon le hizo entrega de estos dibujos por su gran relación y “por venganza hacia las terribles personas que rodeaban al artista en Londres, que se aprovechaban de él y vivían de su dinero”. Entre estas piezas a lápiz y pastel sobresale la serie de más de 20 Papas, nacida de su obsesión con el Inocencio X que retrató Velázquez en 1650. Una fijación de la que Lovatelli asegura haber sido testigo. Una de las veces que se vieron en Roma, Bacon le pidió que le llevase a la galería Doria Pamphlj para ver el cuadro. “Se pasó siete horas observándolo”. Las reinterpretaciones de Bacon muestran al sumo pontífice vestido con colores kitsch y con un acusado contraste entre las bocas retorcidas que expresan horror y la quietud del cuerpo y las manos, que descansan una sobre otra.

La sacudida emocional se intensifica al contemplar la serie de crucifixiones, con seres carnales de pene al aire y pose agresiva. Escenas espantosas fruto de su fascinación por los cuadros de mataderos. “Un martirio de la carne”, en palabras del comisario de la exposición, Fernando Castro Flórez, que puede hacernos pensar que el autor era un ser atormentado, expulsado del hogar a los 16 años porque su padre no aceptaba su homosexualidad y que vio el suicidio de uno de sus amantes, George Dyer, en 1971 por una sobredosis de somníferos.

Sin embargo, Lovatelli lo desmiente con rotundidad. “Aunque estas obras reflejen una tragedia vital, Bacon era una persona encantadora, muy viajada, a la que le gustaba mucho salir de fiesta aunque lo hacía secretamente. Pero se ha proyectado una imagen de él trágica, cuando en realidad era muy alegre”. En este punto de la conversación, Lovatelli señala como responsables de crear ese sambenito a la galería londinense Marlborough, con la que Bacon trabajó prácticamente toda su vida artística. “Ellos lo presentaban como alguien que vivía en el drama y el dolor”.

Este “amigo íntimo” de uno de los grandes artistas del siglo XX, encuadrado en lo que se dio en llamar, tras la Segunda Guerra Mundial, la nueva configuración, añade que el pintor “ni siquiera tenía el papel adecuado para su trabajo, y él se lo enviaba de forma secreta a la secretaria de Bacon porque los Marlborough lo controlaban todo”. Lovatelli ahonda en sus invectivas contra los galeristas de su amigo porque solo le daban “el 20% de lo que generaba con sus obras”. Lovatelli añade que cuando alguien le advertía al genio irlandés de que podía aumentar sus márgenes de ganancias, él decía que “con lo que le daban ya tenía bastante”.

Volviendo a lo que se exhibe en el Niemeyer, el comisario de la exposición, Fernando Castro Flórez, subraya la técnica: “Muchos dibujos están realizados con unas ceras casi escolares, con una gran insistencia en las cabezas. En los retratos, lo más trabajado son los ojos y la boca, que transmiten mucha angustia”. El propio Bacon manifestó que no sabía lo que significaban esas imágenes que construía y que la primera ministra Margaret Thatcher tildó de “cuadros espantosos”.

Unas 15 cabezas de rostros fantasmagóricos se suceden en otro apartado de la exposición, cuyo nombre, Fran@is Ba@on. La @uestión del dibujo, alude a la polémica, con juicios incluidos, que durante años ha acompañado a las piezas de la colección de Cristiano Lovatelli. El comisario explica que “primero se discutió la firma de las obras, cuando se decidió que esta era auténtica, se discutió si lo eran los dibujos. La fundación de Lovatelli ha ido ganando todos los procesos y para ello ha sido importante que se demostrase que el papel sobre el que están hechas estas obras es el mismo que se encontró en su estudio”. Un estudio que, como se recuerda en la exposición, era como un basurero de recortes de periódicos, trapos manchados, hojas arrancadas de libros y polvo.

Otra “leyenda” que Lovatelli quiere enterrar con la muestra en Avilés, es la de que Bacon no era dibujante. Castro Flórez apostilla que este cliché sobre el artista se debe a los malentendidos en algunas de las entrevistas que dio. “Él señaló que no hacía esquemas preparatorios, pero no dijo que no dibujara. Son piezas en las que se advierte el empeño por que tengan sentido en sí mismas”. Lovatelli concluye este debate con una anécdota: “Una vez, en un restaurante en Bolonia, Bacon se vio implicado en un pequeño incidente. Para salir del paso, tomó papel y lápiz e hizo un retrato en solo unos segundos”.

El laboratorio de Francis Bacon?El Círculo de Bellas Artes reúne una selección de algunos de los ‘mejores’ dibujos de Francis Bacon provenientes de la colección Lovatelli de Bolonia.

En una larga entrevista con el crítico de arte David Sylvester lo dijo una vez más: «No dibujo». Francis Bacon tan sólo mostró en vida un puñado de papeles. Fue en la Galería Nanni de Bolonia en 1981. Apenas eso. Tras la muerte del artista en Madrid (1992), en la Clínica Ruber Internacional y acompañado durante la agonía sólo por una monja, aparecieron centenares de trabajos inéditos firmados por él. Piezas de gran formato. Collages. Pastel. Posibles pruebas. Crucifixiones. Nuevos retratos del Retrato de Inocencio X de Velázquez. Cabezas. Un inesperado repertorio que dio por bueno un tribunal italiano en 2004, después de decenas de pruebas periciales, declaraciones de amantes, de amigos y de expertos en su obra. Legalmente se aplacó la tormenta, pero las sospechas asoman cada vez que uno de estos trabajos asoma.

En estos papeles está el trazo violento que recorre la pintura de Bacon. Su desamparo. Su ferocidad. La condición voyeur del daño. Del deseo y del daño. «La pintura que me excita […] destraba todo tipo de válvulas de sensación en mí, las que me devuelven a la vida salvajemente», dijo el pintor en 1975. Entonces sólo se sabía de su pintura. Y si dibujaba lo hacía casi con un ánimo furtivo. Una selección de estos dibujos, los que pertenecen a la colección de Cristiano Lovatelli Ravarino (amante del artista), toman sitio en el Círculo de Bellas Artes con el título de Francis Bacon. La cuestión del dibujo, una exposición de la que es responsable el profesor Fernando Castro Flórez y que se inaugura el próximo lunes.

En un artículo publicado en el New York Review of Books en diciembre de 2009, el historiador del arte John Richardson, que conocía a Bacon bastante bien, aseguró que no es que Bacon no dibujase sino que no sabía hacerlo: «Para Bacon no haber asistido nunca a una escuela de arte era un motivo de orgullo. Con ayuda de un pretencioso pintor australiano, Roy de Maistre, aprendió a pintar, para lo que resultó tener un gran talento, pero lamentablemente nunca logró aprender a dibujar. Era incapaz de articular una figura o su espacio y estropeaba por esta razón un cuadro tras otro».

– ¿No tiene duda de que estas piezas las hizo Bacon?

– Estoy seguro de que son suyas. Y si fuesen de un falsificador, ¿qué sentido tendría hacer miles si no se comercializan? ¿Y cómo es que el artista expuso algunos papeles en Bolonia? Nunca reconoció que dibujase, pero eso puede tener explicación. Por ejemplo, que no quisiese mercadear con esas obras. O que prefiriese conservar la leyenda del artista que pintaba directamente, como convulso, sobre la tela. En cualquier caso, ante ellos es difícil dejar de pensar en que la mano de Bacon está plenamente.

Castro Flórez viajó a Bolonia a conocer la colección y seleccionó 50 obras. Todas firmadas y fechadas entre 1977 y 1992. En los últimos años de su vida, el pintor británico regaló otros 1.200 dibujos a un amigo íntimo, confidente y chófer ocasional, Barry Joule. Estaban valorados en 28 millones de euros, aunque muchos de estos retales son más bien decepcionantes: garabatos y líneas sueltas. Joule los depositó en 2004 en la Tate Gallery de Londres. Fue la donación más generosa que recibió la institución en sus entonces 107 años de existencia. En esa colección había, junto a los dibujos, fotografías pintadas y algunos retratos que podían servir de boceto previo para algunos de sus cuadros.

«Bacon era un buen dibujante. Sí, lo era, a pesar de lo que diga Richardson. Y aquí se aprecia bien cómo su trabajo es un reflejo de sus pulsiones, de sus demonios, de todo aquello que le llevaba a entender el mundo como un combate», sostiene el comisario. «Es un hombre que tiene una teoría pictórica que no se corresponde con su ejecución plástica. Dice que no dibujaba, pero sus cuadros están llenos de dibujo. Tenía una disposición mental de enorme capacidad dibujística».

Los dibujos que exhibe el Círculo de Bellas Artes no son pruebas de laboratorio, sino obras con entidad propia. Bien abrochados y con el extravío propio de esas ráfagas de oscuridad que son signo y norma en chez Bacon. Líneas presuntamente nerviosas que salen de algo más que de la mano. Que vienen de las últimas habitaciones de la sangre.

– ¿Si Bacon era tan lento en la pintura cómo se entiende esta producción compulsiva?

– Es cierto que pasó muchos periodos de muy escasa producción. Y también sabemos por él que destruyó mucha obra. Quizá en esos años casi en blanco se dedicara con tanta fuerza a dibujar, porque el legado que deja es extraordinario. No sólo por lo abundante, sino por lo coherente con la parte de su obra que sí conocemos a fondo.

La galaxia emocional y plástica del artista era la de un esteta que se purificaba a través del horror. Dueño de un lenguaje conmocionado que tenía su caladero en el exceso, en todo aquello que de brutal tiene el hombre: amor, sexo, alcohol… Vivía dentro de un romance de lobos. Y desde ahí se aupó hasta la cima de la pintura, de su pintura, que tiene mucho de visceral y de secreto. Estos dibujos son parte de sus cicatrices. Y en ellos dispensa una cierta mirada lúdica, casi un sarcasmo, principalmente en las aberrantes crucifixiones de hombres gordos y desnudos.

«Si se piensa que mis obras son violentas es que no se ha pensado previamente en la vida… No llego a ser tan violento como la propia vida», decía Bacon cuando le preguntaban por el desconcierto que desataban sus cuadros. Vivía en el límite mismo, en la región más transparente del vértigo. Se construía y se destruía a cada hora, al tiempo que su obra se iba haciendo imprescindible para entender de algún modo uno de los cauces del arte del siglo XX, aquel que tiene su impulso también en la herencia de los grandes maestros.

El que lo conectó a Bolonia fue Guercino (sus dibujos de seres en el punto previo a lo monstruoso). El británico dedicó una serie a replicar a su modo esos retratos al borde de lo monstruoso del gran pintor barroco italiano. Bacon pasó muchas horas en las pinacotecas. Y de tantas, el Prado fue uno de sus principales templos. EntreGoya y Velázquez halló algunas de sus más vivas alucinaciones, motivos para ese mundo inmenso originado por él. En Madrid apuró el último compás de la vida. Entre los cócteles que sirven en el Cock (calle de la Reina) y los paseos anónimos. Entre fiestas privadas y amantes iguales. Siempre en compañía de algún novio callado. Cansado ya de jugar a la ruleta con la calderilla de tantos cuerpos agrios.

– ¿Y si fuesen un fake a lo Elmyr de Hory?

– Pues tendríamos que conocer al artista que ha hecho las copias porque es excepcional. Creo que, en el caso de que eso fuese así, hay que reconocer que ha logrado provocar en cada uno una verdadera emoción estética.

Un día de 1950, Lucian Freud preguntó a Graham Shuterland quién era el mejor pintor de Inglaterra. Y éste le contestó: «Oh, alguien de quien seguro no has oído hablar nunca. Es un hombre extraordinario. Dedica su tiempo a jugar en Montecarlo y, de vez en cuando, regresa. Si pinta un cuadro, normalmente lo destruye». Ése era Francis Bacon.

Un creador poco dado a las confesiones. Y los depositarios de estos dibujos le fueron fieles en el silencio hasta el día de su muerte. Pero su biografía emocional se puede rastrear en sus cuadros. Y en estos dibujos. El filósofo francés Gilles Deleuze advirtió que sus figuras representan con acierto feroz al hombre del siglo XX. La mancha monstruosa, la carne violentada, dos seres que se rozan y arden luego, el autorretrato salvaje, el retrato caníbal que palpita en una cierta lejanía… Con toda la precisión del terror, del dolor o del asco.

Wrestling with unknown faith. Nicholas Cranfield sees art by Francis Bacon hung in a City church

FRANCIS BACON (1909-92) was not, in any meaningful sense of the word, a “religious” painter, and he never received any ecclesiastical commission. The famous 1944 triptych of swollen bandaged figures in Three Studies for Figures at the Base of a Crucifixion (Tate) assured his reputation as a Young British Artist. He revisited the subject, and painted a second version of it in a grander style, in 1988.

But neither it nor the series of paintings of a screaming pope

Some critical notes on Martin Harrison’s “ essay “ regarding the drawings bequeathed to me by Francis Bacon.

Differently by people like Martin Harrison who never met the painter Maggie Shearer -here embraced with the artist in Long Melford -was a close friend of Francis Bacon.Some time ago mr Harrison suddenly presented himself at her home to grottesquely verify,he claimed , “If she was a Ravrino’s falsehood ” Notwithstanding his threatening attitude not only she refused to undermine my reputation but she coinfirmed with him that the inner’s circle of the painter knew about me and the many drawings and pastels beloved Francis used to give me

Fourty years later me embraced with Maggie Shearer-still with wonderful red hair-at the opening of some of the drawings beloved Francis gave me at Cork Gallery in London some years ago

I am aware this is only a quip, but I must say that the essay Martin Harrison made  concerning the drawings the painter Francis Bacon gave me is incorrect, even concerning my name.  My name is no longer Cristiano Ravarino but Cristiano Lovatelli Ravarino considering that the Lovatelli Del Colombo family legally adopted me years ago.  For instance, it has been eight years that I have been signing my online newspaper in this way.

n whose aim is to be the accurate memorialist  of Francis Bacon.

Martin Harrison’s  essay is not based upon facts, but a platonic idea he presents not only concerning my Bacon drawings, but the work of the artist himself, as I hope I will be able to demonstrate,

All the writing is based on taking for granted what is not at all granted!

Harrison writes for instance (all the critical notes of MH will be quoted in block cursive characters)

“There is evidence that at the very beginning of his career he made a few simple drawings…”

That is not enough.  In general, during his lifetime he denied that he drew   but in one of his last interviews to the Irish Times for instance  the artist admitted that he did in fact draw, although not emphasizing the importance of that activity (he certainly could not admit he was giving away hundreds of drawings to me, completely beyond Marlborough’s control).

 “Sylvester again suggested that he did entirely without preliminary drawings…”

Drawing, for Bacon, was much more important than preliminary sketches or vague layouts. As ratification, one of the last works he made (or better…outlined) before he died, was a perfect, complete drawing on canvas …See: “A Terrible Beauty” Steidl editor, pg 46.  It is incomprehensible why such crucial evidence of the importance of drawing in the painter’s work has been neglected (I don’t want to say hidden) all these years and only quoted almost twenty years later in a specialized book.  Maybe they are very absent-minded or maybe the subject, ultimately, is extremely “shifty”.  Or maybe in the UK, for the reference authorities, there is no particular interest in being objective about the importance of drawing in the life of Francis Bacon.

“The profound differences between these notations and the works in the Ravarino collection make it difficult to find comparisons…” As Latin philosophers used to say:  Nego Paritatem

The specious  syllogism on which all the conceptual architrave against the drawings the painter gave me is based goes something like this: the only drawings that exist are the ones belonging to the Spender and Pollock collection and the graphic  notations recovered in his Studio.   The rest are forgeries. There is only one little problem: the items recovered in Spender and Pollock’s collection, and indee most of the ones from his Studio are NOT drawings. They are hasty and clumsy black strokes of a paintbrush, frequently using a watercolour technique in order to jot down an idea for a later work, or even to make a dedication in a book. To maintain, as Martin Harrison does, that they are ambiguously different compared to my drawings is like saying that the bicycle Bacon used was different from the motorbike that he gave me!

“Typically Bacon placed an organic form within a geometric space made up of lines which enclosed and raised the figure, and those in Ravarino’s do not. see Ravarino no. 4 drawing in Werkstatt catalogue…”

It’s even embarrassing the level to which he manipulates the truth in his objections. Martin Harrison does not understanding what he is talking about and could have at least asked me for explanations. No. Instead, in a very unassuming and sly way, he only asked me innumerable questions in many emails about the details of my friendship with the artist.  He hoped that he could undermine my reputation. Going back to his doubts about drawing number four: The director of the Catalogue  Raisonnè  states ex cathedra that for a drawing to be credible it must be a clone of a painting, even in the details. The geometric armature with which the artist frequently focused on and surrounded his figures was the enclosing and raising of a head…aPope in the painting as he claims? And so it MUST be in the drawings.  But who decided that? The painter, our Holy Lord, or simply the revealed truth? No, he himself, the antiquarian expert Martin Harrison. The amusing paradox, is that a great art historian like Brian Sewell (who contrary to Mr Harrison and all the functionaries of the Estate, was in close contact with the artist) wrote to my lawyers saying that a drawing to be very similar to a painting is not a good sign. Because to draw could have been, should have been, a way to renew his interest in experimenting, or also be a way to give thanks to a friend or a lover. But the exhilarating side of this high and mighty point of view is that Harrison made a blunder! The reason is very simple. What is under the shoulders of the Pope on pg 4 of the Werkstatt Gallery catalogue is  NOT  his typical geometric armature…but actually a throne! It may be stylised, but it is, in any case, a throne as Francis himself told me and as can be seen in some of his paintings. And that’s not all. Frequently the painter stylised the throne with two or three simple vertical lines, exactly like the Pope on the next page (5), but Harrison of course, didn’t notice that…maybe because there weren’t any dissimilarities to daydream about.

“There is a coagulation of non-representational marks in Bacon’s works…most of his heads are more distorted than the heads in the Ravarino drawings…”

One of the elementary tricks in Harrison’s essay is that he handles the drawings as though they are paintings…or better yet, criticizing the fact they are…structurally…different. I can believe it!! They are pencil drawings, not a coloured oil!  Coagulation, sharpness of the cheekbone… he throws these terms slapdash in my face because, as I say again, they can only be used correctly for oil paintings. Not understanding that one of the (many) reasons Bacon drew was that he wanted to challenge the art world using the brittleness of a pencil which is such a weak medium, but at the same time, able to produce such masterpieces like the Renaissance masters he adored.

“Most of his heads are more distorted than…”

Two observations: MH is basing most of his observations on a Berlin exhibition of fifty of these drawings. Is he informed on all the others?  No, since many haven’t ever actually been exhibited. If he was a scientific art historian- as he claims to be- he would have me asked to see ALL the drawings and then he would have been able to criticize the whole corpus/body of sketches Francis gave to me.  After the Courtauld “debate” regretfully failed, (it would be more correct to call it a childish ambush… he formally invited ten or more of his experts and stated that indeed he would have invited mine…but nobody, not even me, received a formal invitation. So in order to enter the debate we had to ask permission) I told him, which many emails can prove, that I was available to meet him  (even though my lawyers disagreed) and hundreds of his experts and companions ALONE in a tavern in London while recording everything, they could have inundated me with billions of questions, having the possibility to torture me if they so wished.  I wasn’t scared because I had nothing to hide. Tell me, what better occasion could there have been to understand if I had any “skeletons in the cupboard” so to speak, to hold me to my responsibilities! Harrison never took advantage of this potentially crushing possibility.  I suppose it is not in the least bit malicious to think that he is not interested in the truth at all…he that was so ready to trust the grotesque material coming from a pathetic individual in Italy who claimed that he knew the secrets of the corpus/body of drawings Francis gave to me…this was so absurd, to the point that I wrote him this email on the 17th of February 2012 at 5.23 PM:

Dear Mr Martin Harrison,

I’m sorry but I must tell you that I have nothing to do with that insane, ridiculous, daub, scribbled scrawls on which you tried to undermine the reputation of my drawings with Edward Lucie Smith.

A great art historian, or at least a remarkable antiquarian expert as you are quoted to be, should maybe have been a little more accurate (as I must say you incomparably are with Bacon materials) in checking the 

sketches rumoured/heard to belong to my corpus/body of work…the gentleman from whom you received the materials  is an ill, crazy person who had been sentenced innumerable  times in Italy  for  defamations, false accusations, embezzlement, and is also known to have been in prison for forgeries…We can send you his judicial register if you need.  They all know, in Italy, he is believed to be a desperate sewer rat and an  embarrassment to art critics…see – if you have the time – the article (not sued) that one of the most serious Italian investigative art newspapers “Kengarags”  wrote on a short while ago…

I wonder how it is possible that you can even imagine there is some similarity between the drawings Francis gave me and the ridiculous squiggles you so much overvalue.

What you have done is equivalent to some drunkard from Birmingham writing me saying that you had murdered Aldo Moro in Italy and I being authorized, acting like you, to write an article on: “Martin Harrison. The wretched  killer.” Or :Famous member of the red brigade,  Mr Martin  Harrison. Associated with  Marlborough in secret financial  society in  Liechtenstein”. Well, joking aside, thank you dear Harrison (not being sarcastic) to have let me understand at what level we are moving on.

I’m so sorry the art historian friend of yours felt squalid after seeing my drawings by Bacon in the Cork Gallery in London  (like a friend of mine who tried to kill himself after he read one of your books. People’s reactions are unpredictable). I hope she will not sue me for visual damage…but please, if you can, reassure her that, on the contrary, many people not only enjoyed but were stunned by the beauty of the drawings as innumerable visiting cards with lovely words left in the gallery can testify…but they are still not forgeries!

  I asked my Trust to submit two pastels to your scientific Institute, but after you took a person and his documentary garbage seriously – of whom all of Italy laugh at, I’m sorry to say that you can understand why they no longer trust the operation…As for me I’ll still remain available, as I promised, to meet you and one hundred suspicious, merciless, functionaries of the Bacon Committee when and where you like.

All my best regards to you to be luckier examining discharged “critical” news coming from Italy.

Yours  faithfully, 

cristiano lovatelli  ravarino

The gist of the speech by Martin Harrison against my drawings is: Bacon’s paintings were material, while the (Lovatelli) Ravarino sketches are linear, SO they are different, SO they aren’t good.

What a pity Francis was a genius but not such a genius to be able to use a pencil like a paint brush.

Obviously he remained a painter and sometimes in some ways he used a pencil like a paint brush,

very often using a pencil eraser on these drawings for example. The problem with the author of the Catalogue Raisonnè is that not only did he not see the whole corpus/body of the items Francis gave me but, respectfully, one wonders if he also looked carefully at all his paintings. Take at random for instance one of the innumerable books written on the artist: “Francis Bacon: painter of a Dark Vision” By Christophe Domino, H.N.Abrams Discoveries  published, 1997 .

Harrison proclaims.”What we experience as seeing an eye and a socket in Bacon is like a collection of swatches of paint in Rembrandt (he is talking of paintings !!editor’s note ), none of them literally and entirely describe the structure of an eye.  The eyes in the drawings in the Ravarino collection such as Ravarino 2010 no.39 and no 4 are composed of a circular pupil sometimes with a small black circle within…Bacon would call this “illustrational”…”

I don’t want to be offensive but I seriously wonder if Mr. Harrison doesn’t need to start seeing a better ophthalmologist. Let us check the C. Domino book.  Even the front page belies the art critic. It is a portrait of Lucien Freud. One eye is totally blown up except for a trail of eyelashes (in apparent sympathy with Harrison’s  suspicious anti-figurative code. But the other is, totally FIGURATIVE! One can  easily discern the pupil, the socket, the eyelash, even the cornea. And so the eyes are totally figurative (only in Domino’s book) of Henrietta Moraes’s  triptych  pg 11, in  Isabhel Rawsthorne triptych pg 43, in John Edward’s triptych pg 43, in George Dyer’s portrait pg 47, in John Edward’s portrait pg 48, in Isabel Rawsthorne portrait pg 74, in the self portrait pg 76, in (one of the eyes )Self Portrait pg 79, in section two of the triptych of Lucien Freud pg 95, in (one of the eyes) the Portrait of Henrietta Moraes  pg 96 and so on, but the very peak of the hoax  by Mr. Harrison is in his examples against my drawings. He brands the eyes and the drawing number (pg) 39 of the Berlin catalogue as: “too illustrational and figurative.” Well, please enlighten me of any illustrational and figurative elements in the head of this drawing. One eye is replaced by a kind of lava flow.

The face is more than a face and seems like a larval brain exploding out of the skull. The only eye which surfaces more than an eye looks like a painful dark slit typical of many paintings by the artist. Exactly contrary to what Mr Harrison wrote! It is still not enough. In this catalogue part of the eyes, as in many canvases by the artist, are figurative. But in many, if not mostly, they are NOT!

Look at the drawings on pgs 9,10,12,16,17,20,23,32,41,42,50… they seem to be more than anatomical eyes.  They are dirty wounds, dark sores, and also when there is the classical layout of the eyes as in pgs 12 and 32 they look more than anatomical organs, but electrical light bulbs at the point of disintegration.

So respectfully, I wonder again…about which drawings is Mr.Harrison jabbering…Certainly not about mine??? The entire Harrison essay is based upon a manipulative technique. He proclaims a holy paradigm which is based upon a distorted vision of his warped reasoning not only concerning the drawings Bacon gave to me, but the paintings of the artist himself. HIS distorted paradigm (founded upon examples which sometimes belie themselves such as the Berlin drawing on pg 39) becomes the Table of the Law from which obviously, all the materials that are compatible in my corpus/body of work are carefully rejected.

It is not enough. Also, in a recent controversial legal action in which the brother of the universal heir of beloved Francis John Edwards was involved, Mr. Martin Harrison persisted in denyng the truth  about ME and the drawings in such a clumsy and awkward way that  he appears like a kind of desperate accuser. My lawyer’s book “The challenge of authenticity ” superbly reflects this manipulation but let me be even more detailed about some of Harrison’s not true affermations .

He claims: “The note allegedly signed by Francis Bacon dated April 2, 1988 where Bacon is said to have bequeathed these drawings to him (Ravarino) was typed out on what Ravarino had admitted was his typewriter …” Bullshit!! I never said, wrote, emailed, or suggested that…We were in Venice and we used the hotel’s old-fashioned typewriter…It would have been very strange to take a heavy typewriter with me, but obviously Harrison invents this  detail  to insinuate that with MY typewriter I was freer to write what I wanted….

Harrison continues to state:”Mr Ravarino has admitted that his story about meeting Bacon near Bologna in 1980 through one Bernard Sellin was fabricated and claims he was encouraged to do that by the sub editor of an Italian publication, La Repubblica.” Mr Harrison ought to be ashamed of his defamatory fantasies.  I feel ashamed for him. As the email we have can prove, I ONLY admitted that my sub editor told me to re-quote the name of this friend of Francis ‘though I was unsure of his surname…it was similar, but not exactly Sellin. So I admitted that I was inaccurate in quoting one surname (as Harrison is incorrect when quoting mine, for instance) in the article. NOT THAT I INVENTED THE MEETING WITH THE PAINTER…

Harrison claims:”Ravarino has published for many years a photograph showing Bacon in Panarea Sicily in 1990 with the credit :”Photo Lovatelli Ravarino” Bacon had copies of the Panarea photographs and I have established that the photographs were taken by Mr. Barry Joule and he has now under threat of being sued promised to write to Mr. Joule to apologise. “

Some observations: Mr Harrison is, as usual wrong. In these years I have not published just one photograph of Bacon’s holidays in Sicily. I’ve published DOZENS. Years ago the art deputy editor of the prestigious Spanish El Pais newspaper wrote to me asking how I was able to obtain these pictures that his newspaper had been desperately looking for as they were the only photos in which the painter is seen with his last significant lover, the spanish  Josè  Capello.  I replied that it was very simple: Francis told me where they were.  I went to the Villa of Giulio Contarini (a close friend of the painter in the seventies) in Panarea where Francis had been his guest and he told me that a handyman of his, to whom I have paid the rights, took the pictures.  This was the reason why I published the photographs writing: Photos: Cristiano Lovatelli Ravarino. Not because I said (as Harrison wretchedly insinuates, as usual) I was with the artist in Sicily but because I thought I lawfully had the rights.  Barry Joule was in Sicily in that period with the artist and to be correct I replied to Mr. Harrison saying that IF it could be proven that the pictures, or some of the pictures, were taken not by Contarini’s handyman, but by Mr. .Joule, I would have dutifully written my apologies to him. Nobody told me of a lawsuit, as  Harrison proclaims. Barry Joule, a person who is very sensitive about money, asked me for 5,000 pounds around two years ago, which I refused to give him because there was no evidence that the pictures, or at least some of them, were actually taken by him.

+

Mr Harrison had been even able to threating some crucial witness on my story as Brian and Lynn Hayhow  and Maggie Shearer ringing withouth warning suddenly at the door and hissing : “Oh you really exsists ! you are not a  fantasy of mr Ravarino !”…. Let me please point out how grotesque is  to be doubtful or unaware

(from a suppoused reference authority  on Bacon’s paintings and bioghrapy  )of some of the most close important friends the artist have never had in his life…Francis enjoed dozens of times for innumerable years Hayhow’s stylish wonderful   parties (as hundred of unpublished pictures can demonstrate )and the painter entrusted so much Maggie that asked to her housband when he tasted (only for one time )the cocain…with a menacing rude attitude he tried to suborn these witness against me….but he had a huge problem: differently by him they knew Francis, they knew how much drawing was important for him,they knew- ‘though vaguely- about me. Mr Harrison had been invited to go away…They respected their memory,not his deceitful malevolent innuendos.

An amazing book on the story of the drawings given to me by beloved Francis Bacon by my brilliant lawyer Umberto Guerini trasnlated in russian

Умберто Гуерини

Фрэнсис Бэкон?

Конечно рисовал.

Фотография . Фрэнсис Бэкон, сфотографирован Марио Дондеро.

Введение

С 1997 года являюсь куратором рисунков Фрэнсиса Бэкона, которые он подарил Кристиану Лователли Рaварино. Эти года пролетели на одном дыхании, будто они не созданы не из секунд, минут, часов и месяцев. Я встретил некоторых его из самых близких друзей и некоторых людей, которые были лично с ним знакомы.

Все встречи были официальными, поэтому на сегодняшний день обладаю фотографиями, журналами и записями представляющие особый интерес, в частности были использованны для некоторых выставок которые с 2009 года проходили в музеях и галереях на трёх континентах, в одиннадцати странах и тринадцати городов.

Благодаря этой документации родилась идея написать эту книгу, которая передаёт факты где свидетелем являюсь я лично.

В 2007 году я познакомился с Дэвидом Эдвардсом. Я встретил его снова в Венеции в июне 2009 года на первой выставке рисунков Фрэнсиса Бэкона, которая проходила в Ca’ Zenobio degli Armeni, этот вернисаж проходил вместе с некоторыми его друзьями, одним из которых был Дэвид Мэрион. У Дэвида Эдвардса никогда не было сомнений в подленности рисунков Кристиано: в них он узнал оперу Фрэнсиса Бэкона, как только увидел фотографии которые я ему показал в первый раз : это был октябрь 2007 года в одном ресторане во время обеда в Суффолке.

В том числе и Дэвид Мэрион с которым я познакомился в Венеции в июне 2009 года был без сомнений: его быстрый взгляд при виде рисунков в первый раз был наилучшим свидетелем его мыслей.

Позже я познакомился с сэром Денисом Маоном. Встретились мы в Лондоне 4 мая 2010 года, во время чаяпития в кафе Tate Britain, помню его вопросительные глаза, его пальцы следили за бороздой начeртанную карандашом переходящая в листы бумаг, его руки , не то что бы он их поглаживал, он их пальпировал.

До него я видел такие же жесты у Джорджио Соави который от борозды и гравирофки листа испытывал проницательное и наводящее внимание на личность автора и его пассивный гомосэксуализм.

В октябре 2010 года познакомился с Хорасио де Соса Кордеро – аргентинский маркиз с хорошим вкусом. Я видел его дом в Буэнос Айресе и всю память что в нём хранится.

Вместе мы прогуливались до Jockey Club, где ужинали пару раз. Потом мы встретились снова в Монте – Карло у него дома где на одной стене висела картина Фрэнсиса Бэкона, которую он подарил ему в те года когда они встречались.

Хорасио это образованный, волевой экстраверт, который очень хорошо знаком с людьми из мира иссуства и не только.

Позже я познакомился с Маргарет Скавински –Шиесер.

Брайан Хейхоу в 1987 году получил в подарок от Фрэнсиса Бэкона едентичный рисунок с подписью, такой же который был подарен Кристиану Лователли Рaварино.

Друг Фрэнсиса Бэкона виделся с ним в основном в Лонг Мелфорде в Суффолке в доме где артист жил вместе с Джоном и Дэвидом Эдвардсом.

Бэкон также написал портрет своей дочери в момент когда она выходит из бассейна в доме у Маргарет Скавински –Шиесер.

При этом всем присутствовала Лин – его супруга : она тоже была знакома и виделась Фрэнсисом Бэконом в те года.

Маргарет Скавински –Шиeсер – Мэги для друзей познакомилась с Фрэсисом Бэконом в 1996 году. Она рассказывает о тесной деружбе, что была между ней и Фрэнсисом которая длилась до его смерти: «Kонечно рисовал » объявила она, тон был без сомнений. «Он был художником и он рисовал! »

Воспоминания этого тесного круга друзей безценна, блогодаря этому заполняются пробелы что Фрэнсис Бэкон добровольно сделал так чтоб историки его исскуства и его жизни вкладывали консолидарность и исправность долга истины вдохновляющая его работы.

«Вернуть все частички целой жизни – это как собрать пазлы, только до определённого момента, неожиданно выявляется один фрагмент который не соответствует с другими » так пишет Дэниэл Фарсон (Фрэнсис Бэкон. Золотая жизнь в трущёбах. Милан 2011г.стр.46) .

«Девушка по имени Молли Крейвен – снова пишет Дэниэл Фарсон: бросила колледж в 1937 году и сняла маленькую квартиру в подвале одного трёхэтажного здания в Челси под номерoм один в Glebe Place, она сама описывает это как «Одна из викторианских улиц не очень впечатляющая и нищая с архитектурной точки зрения» хотя на сегоднящний день в моде. Спускаясь на нескоько ступенек до подвала, который выходил на задний двор, над ней жила директор школы будучи на пенсии и хозяин этой постройки, это был молодой человек «Артист не очень эксцентричный» с мастерской он занимал последний этаж. Это был Фрнэсис Бэкон...

Молли была ещё совсем молоденькой девушкой и устраивала праздники с громкой музыкой от чего чопорная директриса постоянно возмущалась. Она не приглашала Фрэнсиса в гости потому что он «Жил своей жизнью» и он жил в пентхаусе, «Даже если мы пользовались той же лестницей и той же ванной. Эти были вещи которые кажется не очень доставляли ему удоволствия. Казалось что всё его время проходило в работе , но должен был быть и обширный круг друзей судя по тому, что постоянно доставляли ему фрукты и дичь. В какой–то степени он был вроде старшего брата, но при этом я постоянно замечала отсутствие моего лицейского воспитания... Между нами рождается хорошая дружба». Дэниэл Фарсон замечает: «Было исключением, для небычной роли в качестве хозяина и старшего брата, находим интересное подтверждение тому что, Фрэнсис был вечно в работе» это противоречит идеи широкораспространнёная самому ему, так как после 1933 гoда он развлекался и всё. Без сомнений он делал и это, но в течении дня работал – как защита для совершенствования обещания Кручефиксиону в 1933 гoду. Молли Крейвен не помнит чтоб он рисовал на мольбертах, но в её памяти отпечатанна ясная картина где он накланённый над кучей бумаг и делает наброски углём, следы широких линий. Бросал тяжёлую и дорогую бумагу на пол и разрывал целые кипы бумаг, что было очень болезненно для него. Раз в неделю он собирал всё и выбрасал...

Была одна картина, что предвосходила его следующие работы. Молли Крейвен видела его в одно воскресенье, в момент когда поднимался в свою мастерскую и слышала как он сильно кашлял. Она шла следом за его голосом до самой спальни, «Комната с тёмно-синими стенами и потолком, огромная стена с распятым плечом на против действительно ужасающее , до дрожи… Это было огромное левое плечо в гвоздях и только один эскиз грудной клетки был направлен в сторону окна. Практически это было тело вырезанное из каминной доски. Настоящая комната пыток».

Брайан, Лин и Мэги – это эхо воспоминаний Молли Крейвен и вместе подтверждают правду рассказов, которые имели место 50 лет назад, в одном общем знаменателе: Это подверждает, что Фрэнчсис Бэкон, начиная с 1927 года посвятил себя со страстью, обязательством и учением, работе артиста, создавая нисчем не сравнимый стиль через рисунки и эксперименты разных стилей: стена вдохновленная распятием описанная Молли Крейвен является доказательством что схоже и с желанием, доверить Кристиану Лователли Раварино в последние годы его жизни, желание сделать фреску для него же.

Фрэнсис Бэкон рисовал: Этот факт никто не может больше отрицать. Купцы исскуства до сегодняшнего дня предотвращали чтоб эта правда подтвердилась, во всех своих доказательствах должны принять это к сведенню и искать другие пути клеветы, чтоб защитить свои личные интересы.

Умберто Гуерини

Болонья, Июль 2013

Фото стр.12 Ресторан в Tate Britain. 4 мая 2010г.

Уберто Гуерини, Джейн Турнер, Даниэле Бьянкарди, Никола Турнер,Дино Кура

1. Сэр Денис Маон

Четврётого мая в 16 часов, в кафетерии Тate Britain я встретил сэра Дениса Маона.

Как известно Сэр Маон – это учённый которого «нашёл» Джованни Франческо Барбиери так называемый «Гверчино».

Сэр Маон был важным учённым для Караччи, для Гуидо Рени, для Караваджо и для Пуссена, но жизнь свою он посветил Гверчино.

Встреча была организованна Даниэлем Бьянкарди – Эксперт Культуры в Ченто, на родине «Гверчино» по двум причинам, но с одной точной целью. Обе причины были и два события, что должны были произойти: выставка «Гверчино – Бэкон. Рисунки» которая должна была открыться 12 июля 2010 года, в день рождения Сэра Дениса Маона которому 8 ноября исполнилось бы сто лет.

Целью было пригласить его в Ченто чтоб отпразновать.

Зайдя в Tate Britain с огромным любопытством: Сэр Денис Маон был персонажем абстрактым, будто икона, которую тяжело представить в теле.

В кафетерии, зайдя с права была группа лиц только что прибывших. С первым с кем я познакомился был Николас Турнер, студент Сэра Маона и его же наследник на сегодняшний день.

С Николасом Турнером мы снова встретились в Болоньи 12 мая на обеде в «Papagallo» когда он мне рассказывал приключение «Bella Principessa» и об методе отрибуции Леонардо Да Винчи, давал советы чтоб использовать для окончательного признания рисунков Фрэнсиса Бэкона.

То что я сделал возбуждало гнев тех критиков, которые претендуют на эксклюзив «Силу аутентификации» исскуства с помощью только оценки «на глаз».

Лобби мощная из критиков, тесно связанная с важными галеристами и с их помощью на прямую к рынку исскуства, как замеченно, каждый год крутит миллиарды долларов.

Но это отдельная история.

Николаса Турнера сопровождала его супруга Джейн.

С ними были ещё два персонажа : «Сэр Денис Маон и одна женщина которая следила за каждым его дыханием, на столько ревнивая что пыталась предовратить от других».

Фото стр.14 Ресторан в Tate Britain. 4 мая 2010г. Уберто Гуерини, Джейн Турнер, Даниэле Бьянкарди, Никола Турнер, Дино Кура, Сэр Денис Маон, одна женщина с Сэром Денисом Маоном.

Мы сели за стол приготовленный для нас и началась наша встреча полная эмоций.

Фото стр.15 Рисунок Фрэнсиса Бэкона вдохновлённый Гверчино.

Даниеле Бьянкарди был знаком с Денисом Маоном и с женщиной что сопровождала его: с ней он согласовался о встречи и с ней же говорил о выставке «Гверчино – Бэкон» и об идеи празднования столетия важного критика которое было назначено на 8 ноября в день его рождения.

Меня попросили обьяснить причину моего выбора этих двух художников с такой разницей во времени.

Я начал цитировать отрывок Кристиано Лователли Раварино из моей книги «Тhe Tip of an Iceberg».

Этот же отрывок был цитирован и Витторио Сгарби во введении написанный им для выставки «Гверчино – Бэкон», опубликованное в журнале под названием «Un dialogo impossibile».

Кристиано говорит: «Даже здесь всё может казаться странным, но одну вещь он хотел увидеть… злился очень только как мог…были демонические рисунки Гверчино которыe находились именно там. Маркиз Рускони обладал этими необыкновенными рисунками и кто их видит на самом деле может подумать что они сделаны Бэконом: Гверчино рисовал больных раком, с ужасными лицами которые находится в колекции Маркиза Рускони. Мне возвражали: «Да что он знает? » Даже я об этом не знал, но он был человеком культурным и была выставка Дениса Маона…(…), выставка демонических рисунков Гверчино проходила два года назад в Лондоне с надпиью «Monte San Pietro a Calderino’…».

Слова сказанные Кристиано находят подверждение в одном рисунке Фрэнсиса Бэкона, выставленном в Ченто, эта копия одного из рисунков Гверчино , который находится в колекции Королевы Елизаветы Великобритании, и хранится во Дворце в Виндзор (cfr. The drawings of Guercino in the collection of her Majesty the Queen at Windsor Castle, di Denis Mahon – Nicholas Turner).

Витторио Сгарби пишет снова в той же статье: «Это правда, что можно установить с параллель с гротескной головой, с огромными глазами Гверчино в Royal Library в Windsor Castel, подавлиющее свидетельство свободы самовыражения Гверчино, но вряд ли прямолинейный вывод можно сделать».

Фото стр.17 Рисунок Гверчино

Что-то должно было побудить Бэкона применить силы для рисунка, как кодифицировать такой метод как метод заднего обзора. Случай с Бэконом рисунок не предшествует, а следует за оперой».

Фото стр.18

Рисунок Фрэнсиса Бэкона вдохновлённый Гверчино

Сэр Денис Маон и Николас Турнер хотели знать больше. Тогда я рассказал «историю» рисунков подаренные Фрэнсисом Бэконом Кристиану Лователли Раварино, а сначала историю ихних долгих отношений. Не стану повторять и здесь, можно прочитать и в других местах: «Возвращаюсь снова к моей книге «La punta dell’iceberg. I disegni di Francis Bacon» и столько же в последствии написал во многих журналах галерей, которые с 2009 года с успехом прошли на трёх континентах» .

Фото стр.19 Лондон: Колекция Мисс Армиды Оппэ.

Фото стр.19 Рисунок Фрэнсиса Бэкона возможно вдохновленная Гверчино

Это история настолько уникальна, что каждый раз когда я её рассказываю мне приходит на ум моя бабушка.

Это были пятидесятые годы и я жил с родителями в большом доме в горах между Тосканой и Емильей Романьей, в маленьком городке под названием Видичатико.

Помню огромную комнату вместе с кухней и большим камином занимавший всю нижнюю часть стены.

Случалось, что к моей бабушке приходили её подрушки: они садились все перед зажённым камином и делали нитки из шерсти что приносили с собой, проделывали с таким мастерством, я был просто очарован.

Фото стр.20 Рисунок Леонардо Да Винчи

Фото стр.20 Рисунок Фрэнсиса Бэкона

Они были одеты в тёмные, длинные платья так как были вдовами уже давно, из платков что носили на голове были видны седые волосы . Они казались не настоящими, но это было не так, они практиковали «белую магию», та что использовалась в лечебных растениях, что росла на протяжении веков в горах и не только, они лечили болезни тела и души.

Подружки моей бабушки не очаровывали меня только умением обращаться с шерстью, но особенно, способностью рассказывать мне сказки.

Когда рассказываю историю Кристиано и Фрэнсиса, мне кажется будто я на месте моей бабушки и её подружек: я знаю что моя история настоящая, но в тот же момент, знаю что характер истории относится к какой-то сказке.

Не должен этого говорить?

И почему же?

Тот факт, что рассказ отрывка жизни двух людей кажется сказкой, нечего добавить кроме правды того что произошло, и нет сомнений что эта правда как реальность может быть более привлекательней романа.

В конце рассказа я вытащил из папки несколько рисунков Фрэнсиса Бэкона и изначально показав их Николасу Турнери, то есть Сэру Денису Маону.

До сих пор у меня в памяти и «перед глазами», будто фильм, жесты старика исскуства и его извилистый взгляд. Но больше чем взгляд, который движется по всей длине листа, в большой степени склонён вправо, в этот же момент влево, сейчас же вниз, потом в вверх, чтоб уловить весь световой эффект графита и понять, через отражение, каким методом этот рисунок был выполнен – меня поражали его пальцы.

Как корявые ветви они путешествовали по линиям нарисованных на листе останавливаясь чтоб прочувствовать его раны, борозды: он проходил сверху вниз листа чтоб протестировать с какой силой Бэкон использовал карандаш для набора. Это были пальцы осведомлённые и было видно, что они были привыкшие передовать мозгу информацию столь глубокую, нежели информация передоваемая глазами. Сэр Маон ничего не говорил о рисунках.Но я уверен, что еслиб он не понял глазами, руками и пальцами что те рисунки были Фрэнсиса Бэкона он никогда бы не написал письмо которое в последствии он отправил в муниципий города Ченто. К сожелению его плохое состояние здоровья не позволяло увидеть выставку, спустя пару месецев после открытия где он не смог присуствовать, Сэр Денис Маон умирает. Нельзя сказать что он был другом Фрэнсиса Бэкона. Но можно сказать, что он его знал очень хорошо и что они пересекались на разных лондонских событиях Витторио Сгарби, считывая письмо перед тем как написать мудрое вступительное для журнала выставки «Гверчино – Бэкон» это он пишет в финальной части: «Это Сэр Маон, который следил за рисунками Бэкона, помню встретил его выставке красок древнего исскуства наблюдая за ним с любопытством чтоб понять сродство с операми».

Фото стр.23 Письмо отправленное Сэром Дэнисом Маоном в муниципий города Ченто в Италии для открытии выставки «Гверчино – Бэкон».

В данный момент рисунки, пытаются указать на метод обработки красок. Но это не зависит от самого рисунка. Всё в этом жесте безконтрольно – чтоб искажать и превзoйти все лимиты, в контрасте в закрытой и открытой форме, первая для лица и вторая для тела. В рисунках в закрытой форме особенно в портретах, для точности возможно даже по необходимости передать то, что казалось потерянным, внезапном жесте рисующей руки.

Рисунки составленные, иногда законченные, то что не возможно у Караваджо, который никогда не рисовал, в отличии от Гверчино.

Что-то должно было произойти, какой-нибудь передаваемый опыт, если это правда что Сэр Дэнис Маон заявил о том что знал о поездке Бэкона в Италию, о неизбежном интересе к рисункам Гверчино, в особенности к карикатурам и уродливым лицам больных.

Если так и было, этот неопубликованный и редкий багаж с рисунками, должен был быть причиной любопытства и споров по поводу такого классического, страстного и инстинктивного художника. В реальности Бэкон идёт по пути который не предполагает не прошлое, не будущее, недопустимо сравнение с маэстром свободы как Гверчино. Это очевидно.

Опера Бэкона закрыта в кокон, который не позволенно загрезнять рисунки и находить их красноречивыми.

2. Хорасио де Соса Кордеро

1) Хорасио Кордеро, десятый Маркиз де Соса – аргентинский художник и скульптор.

Фото стр.25 Хорасио де Соса Кордеро. Портрет

Родился в Буэнос Айресе 29 июня 1945 года в древней аристократической кастильянской семье предки которого относятся к XIV веку.

Единственный ребёнок мальчик Дона Родольфа Мария де Соса Кордеро и Донны Анджелы Марко Дел Понт, окончил своё первое образование в Колледже Gesuiti в Буэнос Айресe раскравая для себя призвание к исскуству.

В 1965 году в двадцатилетнем возврасте, обосновывается в Париже, где становится другом Альберто и Диего Джакометти, Фрэнсиса Бэкона и Дэвида Сильвестра. Дэвид Сильвестр в 1986 году пишет о нём: «В приключении современного исскуства, пробуждает интерес к художеству и скульптуре Хорасио Кордеро, но прежде всего нужно отдать должное его мастерству исполненного в своих операх. Это артист который очень хорошо знаком с трудностями работы художника и с секретом скульптуры.

Не совсем важен предмет который использует в своих работах: пейзаж, фигура, натюрморт, интерьер или композиция.

Всё кажется настоящим.

Как автор с огромным талантом, все его исполнения все «правильные». Хорасио Кордеро так же как и его друзья Фрэнсис Бэкон и Альберто Джакометти – аутсайдер в мире исскуства. Одинокий художник, не присоединился ни какому авангардскому движению.

Его фигуративная живопись если можем так eё назвать, мастерит и доминирует в форме абстрактной живописи.

Виртуозные вечера которые проводил в мастерской у его дорогого друга Фрэнсиса Бэкона на (7 Reece Mews ) в Лондоне в 1984 году тому свидетельство».

(«Мастерская Фрэнсиса Бэкона, Хорасио Кордеро Лондон (1984) » и Дэвида Сильвестра Editoriale Euroarte, 1985).

Хорасио де Соса Кордеро включён в артисты Трансавангардии, рядом с Кия, Палладино и Де Мария.

С Фрэнсисом Бэконом у него очень тесные отношения.

Это доказано фотографиями, на которых они изображенны вместе с англо-ирландским артистом, на которых изображенна и его мастерская на Рис Мьюс, как замечено были допущенны только самые близкие друзья. Знакомится с Джоном Едвардсем, которого встречает несколько раз в Лондоне вместе с Фрэнсисом Бэконом. Его жизнь заканчивается пересечением другой, в смысле, что когда Фрэнсис Бэкон умирает в Мадриде в апреле 1992 года, человека которого позвал Джон Эдвардс чтоб провести Фрэнсиса , был собственной персоной Хорасио.

Фото стр.27 Ателье Фрэнсиса Бэкона, 1984 год..

Это был он на опознании трупа друга и закончить все формальности для возвращения его пепла в Лондон.

Фото стр.27 Хорасио де Соса Кордеро, 1980 год

2) В октябре 2010 года Хорасио находится в Буэнос Айресе: это его родной дом, даже если его жизнь в основном проходит в Европе, между Парижем и Монте-Kарло. В Буэнос Айрес куда он возвращается примерно раз в год, где владеет очень красивым домом – самый элeгантный дом в городе: до него этот дом принадлежал Аристотелю Онасизу, одному из его друзей.

Фото стр.28 Фрэнсис Бэкон в своей мастерской на Рис Мьюс. Фотография Хорасио де Соса Кордеро

Кто с ним знаком, знает хорошо насколько он интересуется всем что касается международного художества и знаком с его любопытством по отношению к людям и что касается жизни.

Его дружба с Джакометти известна также, как и с другими артистами. Фрэнсис Бэкон был его другом, даже нарисовал его портрет и подарил картину.

В октябре месяце в «Espacio multiarte» SIGEN в Буэнос Айресе прошла выставка рисунков Фрэнсиса Бэкона под названием «Вершина айсберга», курированная Эдвардом Люси-Смит и Массимо Скарингелла, под патронажем Президента Аргентины и Национального банка.

Рисунки из коллекции Кристиана Лователли Раварино с 19 августа 2010 года были уже выставлены в этом городе в Культурном Центре Борхеса: после громкого успеха у публики и критики было решено организовать выставку и в других местах, а SIGEN представляет собой одно из самых престижных.

Хорасио видел рисунки и признал их принадлежность руке своего друга Фрэнсиса. Поговорил об этом с Вальтером Санторо, директором  «Industrias Culturales Argentina» и эксклюзивным организатором выставки, у которого и спросил разрешения изучить их с близкого расстояния. Отсюда возникла идея организовать пресс–конференцию о Фрэнсисе Бэконе 21 октября 2010 года, краткая информация о ней появилось в аргентинской прессе и приведена далее.

Фото стр. 29

Фрэнсис Бэкон сидит перед «Студией человеческого тела», 1982 год

Фотография Хорасио де Соса Кордеро

3) День, который войдет в историю

«День, который войдет в историю». Так можно назвать пресс-конференцию в Буэнос-Айрисе, организованную 21 октября компанией «Industrias Culturales Argentina» и национальными профсоюзами, где уже неделю проходила выставка 40 необыкновенных рисунков Фрэнсиса Бэкона из коллекции Кристиано Раварино под общим названием «Вершина айсберга», курированная Эдвардом Люси-Смитом и Массимо Скарингелла. Коллекция, в подлинности которой не приходится сомневаться, бывшая предметом спора в течение десяти лет, состоит из наполненных, ярких рисунков, настоящих произведений искусства, пробуждающих внутреннее размышление, взгляд, которым Фрэнсис Бэкон смотрел на себя самого в последний период своей жизни.

Уникальным делает этот день, не только тот факт, что можно обнаружить неизвестные рисунки, и даже не то, что они впервые были выставлены в Буэнос Айресе и во всей Латинской Америке (на самом деле, их уже выставляли в Культурном Центре Борхеса).

Уникальным этот день делает то, что мы их можем увидеть сквозь призму взгляда человека, который был большим другом Бэкона, на которого художник мог положиться, друга с которым он делил свое время, игры, искусство и невзгоды, друга, призванного в Мадрид на опознание его тела в 1992 году. Речь идет о писателе, художнике  и скульпторе, международного значения Хорасио де Соса Кордеро.

«Я как будто бы встретился лицом к лицу с моим другом, увидев произведения, которые мне знакомы и которые, наконец-то, увидели свет: работы, которым место в самых лучших музеях мира, чтобы доставлять наслаждение всем», сказал  Хорасио де Соса Кордеро. На конференции, рассматривая  каждый рисунок, Хорасио сравнивал работы и личность Фрэнсиса Бэкона, говорил об их сорокалетней дружбе и пригласил войти в жизнь одного из гениальных артистов двадцатого века.

Он, вместе с Фрэнсисом Бэконом, сделал этот день «почти историческим днем».

Фото стр. 31

Хорасио де Соса Кордера и Умберто Гуерини во время пресс-конференции, проходившей в Музее SIGEN в Буэнос Айресе

4) Разговор с Хорасио де Соса Кордеро

Вы были близким другом Фрэнсиса Бэкона, это видно по вашим многочисленным фотографиям. Как началась эта дружба и как бы вы описали Бэкона?

Я познакомился с Фрэнсисом в 60 годы, когда он был молодым художником и жил в Лондоне. Нас представил друг другу Дэвид Сильвестр и, так началась наша большая дружба.

Каким был Бэкон? Он был загадочной, непредсказуемой личностью, очень харизматический… но и очень обидчивый – когда ему задавали вопросы, которые ему не нравились. Например, ему не нравилось говорить о живописи, кроме как о великих художниках, которыми он восхищался: де Веласкес, Пикассо или нашим другом, Альберто Джакометти. Он был загадочным, закрытым, раздражительным и впадал в крайности: он мог скандалить в присутствии английской королевы и быть настоящим рыцарем в глазах бродячего. Особенно, он был настоящим другом своих друзей.

Сейчас, когда смотрю на этот поздний автопортрет, выполненный в 1980 году, вспоминаю, как я его однажды спросил: «Фрэнсис, зачем ты рисуешь столько автопортретов?»

Он мне ответил: «А что ты хочешь, чтобы я делал? У меня не так много людей, которых могу нарисовать, я не знаком с большим количеством людей. Такое  пудинговое  лицо, как у меня… так и хочется нарисовать.»

Принадлежность рисунков Фрэнсису Бэкону, тех которые представлены на этой выставке, бывших предметом споров в течение 10 лет, по причине того, что говорилось о том, что Бэкон не рисовал вообще. Что вы об этом думаете?      

В первую очередь речь идет об одном мнении. Не могу говорить о принадлежности этих рисунков Бэкону, это бы означало что мы не совсем уверены в этом. Здесь, и это факт, мы находимся перед рисунками Фрэнсиса Бэкона, и это не обсуждается, также, как и не обсуждается тот факт, что он рисовал. Большое смятение вокруг его рисунков создал художественный критик и заурядный художник, Майкл Айртон, который напечатал статью в журнале Бэрлингтон Ревью Арт, в которой утверждал, что Бэкон не умел рисовать. Как-то раз Бэкон его встретил на улице и, чтобы насолить ему, высказался: «а ты что обо мне знаешь, рисую я или нет?»

Конечно, рисовал, но большинство рисунков, которые он делал, он хранил в своих папках (он не мог их выставить из-за контрактов, которые были заключены с галереями), он их рвал или оставлял в своей мастерской в Лондоне.

Его мастерская – это место, посещать которое у меня была привилегия, всякий раз, когда была такая возможность, а лиц, которые туда допускались, можно перечесть по пальцам.

Работа Бэкона – это импрессионизм, у него было свое видение человека, погруженного в свои тревоги и конфликты, отраженное в его рисунках через точки и разломы, которые иллюстрируют драмы и солнечность, которые так пронизывают человеческую душу.

По поводу известного утверждения, английского художественного критика Джона Ричардсона, что отсутствие академической подготовки не позволяло Фрэнсису Бэкону рисовать, могу сказать: это неправда, что он не был с состоянии рисовать, потому что это очевидно, а доказательства, того, что он это делал, и даже очень хорошо, перед нами. Даже если, учитывать тот факт, что по личным и коммерческим причинам он решил не показывать их публике.

Возвращаясь к рисункам, Фрэнсис Бэкон создал их несколько сотен, которые можно назвать «тайными рисунками», также как существуют неизвестные рисунки Леонардо да Винчи, Микеланджело Буонарротти или Караваджо.

Это рисунки, которые он дарил своим друзьям и любовникам.

Коллекция Раварино в этом смысле – кладезь всех этих рисунков, которые Бэкон рисовал в своей мастерской в Лондоне или в Болонье, Венеции или любом другом месте, где бы он ни находился, во всех поездках в Италии.

Это честь, насладиться «тайными рисунками» из коллекции Кристиано Раварино.

Речь идет о выставке, достойной международных музеев, таких как Метрополитен музей, галерея Тейт или Лувр. Однако премьера ее проходит здесь, в Буэнос Айресе, в Латинской Америке.

Есть в этой коллекции какой-либо рисунок, который выделяется?

В первую очередь хочу сказать, что это рисунки, сделанные спонтанно, в быстром исполнении, и из которых следует размышление по поводу его работ, возврат к его основным темам: автопортреты и портреты, Распятия, Папы… Портрет Папы Иннокентия 10-го нарисованного Веласкесом, постоянно появляется в работах Бэкона, начиная с 1947 года. Этот рисунок в особенности, выполненный между 1970 и 1980 годами, мастерская работа, в которой можно увидеть влияния предыдущих работ, которую можно оценить как и всю коллекцию: нервный характер в его линиях, деформации, простота композиции, их атмосферы, предложения.. Это напоминает мне, когда его спросил об его картинах и он мне ответил: «Хорасио, мои картины состоят во– первых из игры, игры азартной. Чисто из интуиции. Хаотичная игра в форме, чтоб поймать внешний вид опираясь на чувства». Слова Бэкона.

Можем сказать, что работы Бэкона погружены в иррациональные чувства, в силы, которые состязаются между собой, (в интуицию, фатализм, сомнения?)но в первую очередь фатальностью и сомнениями?

Фрэнсис Бэкон всегда был погружен в фатальность, как сам утверждал. Все его друзья и любовники умирали один за другим. И, таким образом, он с каждым днем становился более одиноким. Поэтому в своей загадочной жизни он говорил всегда: «Я окружен смертью».

Я один из немногих друзей Бэкона, который еще жив. Он любил жизнь, игру, праздники, хорошие рестораны, выпивку, кутеж, бары…

Вспоминаю, например, первое путешествие: вдвоем мы отправились в Мадрид. «Хорасио, покажи мне Испанию», -сказал он мне как-то.

Мы туда поехали, потому что он очень любил корриду.

Он жил в Лондоне, я – в Париже, поэтому встретились мы в Мадриде.

После этого, он часто возвращался в Мадрид, каждый раз посещая музей Прадо, чтобы увидеть свои любимые картины Гои, Веласкеса и Пикассо. В последнюю поездку в Мадрид в 1992 у него случился сердечный приступ, и он попал в клинику… он, который никогда не молился, не ходил в церковь, был госпитализирован в больницу, которой управляли монахини… (там он и умер.)

Джон Эдвард позвонил мне в Париж, и я отправился в Мадрид на опознание трупа и организацию всей церемонии, которой обычно занимаются в таких обстоятельствах, не очень приятной и грустной, особенно для друга. Я – один из немногих друзей, которые еще остались в живых.

Как можно квалифицировать эту коллекцию рисунков Бэкона? В чем ее важность?

Эти рисунки представляют собой большую ценность для искусства и уверен, что откроют новые вехи для молодых художников. Они важны не только с точки зрения качества и техники исполнения, но еще и потому, что относятся к последнему периоду жизни Фрэнсиса Бэкона.

Он их создал в заключение рассуждений обо всех трудах, созданных до этого.

Хотел бы привести некоторые слова Бэкона, для Бэкона живопись или рисунок был игрой.

Отвечу словами Фрэнсиса: «Все искусство похоже на игру, в которой человек развлекается. И на самом деле так оно и было всегда: абсолютной игрой.

Думаю все же, что в этом чувстве что-то изменилось, и на самом деле завораживает то, что игра будет все труднее для артиста, который будет углублять ее, чтобы выделить из нее что-то ценное.»

Слова Бэкона являются великим учением для молодых художников и для будущего искусства 21-го века. (Arsomnibus, Novedades Sigen, 30/10/2010 года).

Фото 35 стр.

Гораций де Соса Кордеро изучает один из рисунков Фрэнсиса Бэкона в Museo SIGEN в Буэнос Айресе.

5) Интервью художника Хорасио Кордеро

Среда, 20 июня 2012 года.

20 июня 2012 года в Праге, в Галерее Гейт, во время выставки Francis Bacon-Bohumil Hrabal проходила пресс конференция о рисунках Фрэнсиса Бэкона.     

В конференции кроме меня участвовали Эдвард Люсия Смит и Амбра Драгетти: Хорасио де Соса Кордеро, которого пригласили и, который принял это приглашение, не смог участвовать по причине внезапно возникнувших обстоятельств.

Он выслал текст, который написал к этому событию и который позже опубликовал в журнале «АRТЕ».

«Для меня большая честь говорить о двух великих художниках 20-ого века: художнике и друге Фрэнсисе Бэконе и великом писателе Богумиле Грабала.

Хотя они не были знакомы лично, оба восхищались друг другом и если бы встретились стали бы непременно друзьями.

Два «фаталиста». Фрэнсис в своем гомосексуализме; Богумил Грабал со своим запретным словом в эпоху коммунистического режима, который написал при этом восхитительные новеллы, такие как «Поезда особого назначения», «Я обслуживал английского короля» и «Слишком шумное одиночество». Их встреча оказалась невозможной при жизни, но произошла на этой замечательной выставке в Галерее Гейт, которая объединила обоих.

Я познакомился с Фрэнсисом Бэконом в 60 годы: нас познакомил общий друг, Дэвид Сильвестр, художественный критик, друг Бэкона и таким образом началась наша дружба, которая длилась сорок лет.

Я смог бы рассказать много историй о Фрэнсисе, из которых можно сложить книгу: мы были вместе в Лондоне, Мадриде, Монте-Kарло и Париже, часто к нашим длительным беседам присоединялся наш общий друг и великий мастер Альберто Джакометти.

Фрэнсис Бэкон был удивительным человеком и большим другом, каких не много.

Мы были немногими из тех, кто посещал его студию в Лондоне: Питер Берд, когда он возвращался из своих фотографических сафари по Африке, Дэвид Сильвестр, Люсьен Фрейд, Джордж Диер, и я, а спустя годы и Джон Эдвардс. Иногда приезжал из

Италии молодой итальянский журналист из Болоньи по имени Раварино, он был очень милый. С ним Фрэнсис Бэкон посетил Италию: Рим, Сицилию, Кортину д’Ампеццо, Болонью, Тоскану и другие итальянские города. Как я отметил ранее, очень мало друзей бывало в его мастерской в Рис Мьюс 7, в районе Южного Кесингстона.

Мастерская был в ужасном беспорядке, полна разными вещами. Тут были картонные коробки, пустые или наполненные его любимым вином Петрус полодородного года или его любимым шампанским Krug или Cristal; одежда, старый кашемировый свитер, который он использовал иногда, чтобы вытереть картины и придать им структуру; книги, фотографии и множество других вещей.

В одной папке хранились его рисунки, в другой – наброски, в третьей – соскобленные, переделанные или уничтоженные работы, которые он все же хранил. Внутри этого хаоса находились небольшие наброски, которые служили отправными точками для некоторых из его работ.

В восьмидесятые годы Бэкон, будучи в Париже, показал мне свои рисунки и некоторые коллажи.

Галерея Маrlborough в Лондоне, представитель искусства Бэкона в те дни, годами позже была замешана в скандале с Джоном Эдвардсом, наследником Бэкона – нехорошо смотрела на то, чтобы Фрэнсис рисовал или создавал коллажи,… опасаясь, что он продаст их другим агентам.  

И таким образом, Фрэнсис Бэкон начинает регулярно бывать в Италии, для того, чтобы найти покой и быть далеко от бдительного Гильберта Ллойда, его сестры Анджелы и двоюродного брата Пьера Левина, которые участвовали в управлении галереей. Он полностью посвящает себя рисованию и коллажам, рисункам пастелью, смешанной технике, некоторые из которых выставлены в галерее «Gate Gallery» в Праге.

Многие из них изображают великолепные серии Пап Римских, другие – являются автопортретами и другими композициями: некоторые из этих работ я видел в его студии в Париже. Фрэнсис Бэкон в его отношениях с Раварино, его «итальянским мужчиной», сопровождающим , любовником и наследником – это прекрасные работы, которые я называю: «Величайшие работы тайного периода Фрэнсиса Бэкона в Италии».

Почему тайного?

Фрэнсис Бэкон в последние годы не особо доверял своему лондонскому агенту по продажам, и если он еще оставался с ним, то благодаря доброй госпоже Бэстон, которая работала в галерее и была его личным секретарем, человеком, который занимался тем, что привносил порядок в жизнь Фрэнсиса.

Фото 38 стр.

Гораций де Соса Кордеро смотрит на свою с Фрэнсисом Бэконом фотографию, в то время как они стоя смотрят на фотографию перед «Студией человеческого тела», 1982 год    

Фото 39 стр.

Гораций де Соса Кордеро в своей мастерской

Желая с ним расстаться, только по этой причине Фрэнсис Бэкон не прерывал отношения со своим агентом по продажам в Лондоне, и именно поэтому в последние годы начал писать свою восхитительную серию рисунков на бумаге, из которых сейчас готовится каталог. Восхитительные работы, написанные моим другом и великим художником, Фрэнсисом Бэконом.»

Фото 40 стр.

Хорасио де Соса Кордеро смотрит на свою с Фрэнсисом Бэконом фотографию, в то время как они, рассматривают фотографию перед «Студией человеческого тела», 1982 год    

 

Мастерская Фрэнсиса Бэкона на Рис Мьюс, в Лондоне

Фото 41 стр.

Кристиано Лователли Роварино, в период знакомства в Фрэнсисом Бэконом в 1976 году

3. Брайан Хейхоу, Линдси Хейхоу и Маргарет Скавински-Шиесер

Фото 43стр.

Фотография Фрэнсиса Бэкона, который рисует в своей мастерской, расположенной по адресу, Рис Мьюс в Лондоне. Фотография Марио Дондеро

1)Брайан Хейхоу – это врач, который жил в Садбэри в Суфолке, вместе с супругой Линдси, адвокатом в «3 Temple Gardens Chambers», в Лондоне.

В 1988 году Джон Эдвардс, был доставлен скорой помощью с приступом аппендицита  в госпиталь Суффолка, где Брайан работал врачом и прооперировал его перитонит.

Дэвид Эдвардс предупредил Фрэнсиса о внезапной госпитализации брата и его тяжелом состоянии.

Фрэнсис торопится в госпиталь, чтобы быть рядом с близким человеком. Брайан и Фрэнсис так и познакомились и до 1992 года регулярно встречались, чаще всего на ферме в Дейле, где жили Фрэнсис и Джон.

В Дейл Брайан и Линдси были приглашены, чтобы отметить выход Джона из больницы и его полное выздоровление.

В связи с этим Фрэнсис дарит Брайану свой рисунок и каталог его выставки.

Брайан вспоминает большой стол заполненный книгами, журналами и рисунками; вспоминает что Фрэнсис взял рисунок и каталог и подарил их ему со словами «я никто… я тебе благодарен… спасибо, что ты спас меня».

Брайан был смущен, однако, выглядел очень довольным.

Фото 44 стр.

Линдси и Брайан Хейхоу

В другой ситуации, на вечеринке у Маргарет Скавински-Шиесер, Фрэнсис нарисовал двенадцатилетнюю дочку Лин и Брайана, когда та выходила из бассейна и подарил им этот рисунок.

Лин и Брайан так говорят о рисунках Фрэнсиса Бэкона: «Для Фрэнсиса Бэкона было нормально рисовать».

Фото 45 стр.

Рисунок Фрэнсиса Бэкона, который он подарил Брайану Хэйхоу

Он рисовал цветными карандашами, ручкой, фетровым карандашом. Мы видели его рисующим на ферме в Дейле.

Комната, где он работал, была доверху заполнена рисунками: на карточках, разбросанные вокруг, выброшенные в корзины и на пол.

Мы видели стопки рисунков, но ни о чем необычном не подумали, потому что Фрэнсис был художником.

Рисунки были в том же стиле, что и те. которые Фрэнсис подарил Брайану, но разных размеров. Мы не знаем, были они подписаны или нет: были рисунки, но были и картины. Рисунков было много и было много бумаги.»

Фото 46 стр.

Фрэнсис Бэкон. Фотография Маргарет Скавински-Шиесер

2) Маргарет Скавински-Шиесер сегодня проживает в Лондоне, ул. Натбрук 62. Есть много фотографий, которые изображают Фрэнсиса Бэкона с Джоном Эдвардсом. Мэги познакомилась с Джоном Эдвардсом и Фрэнсисом Бэконон в 1986 году, когда вместе с супругом Хэмиш, переехала жить в Суффолк. С тех пор они с супругом стали их хорошими друзьями. Сперва познакомились с Джоном, который пригласил их к себе на ферму в Дейл.

Фото 47 стр.

Джон Эдвардс, Дэвид Эдвардс и Маргарет Скавински-Шиесер, фотография со дня рождения Дэвида

Когда Мэги с супругом познакомились с Фрэнсисом Бэконом, он был уже известным художником. Маргарет рассказывает удивительную историю: Хамиш, ее супруг, не особо интересовался миром искусства. Во время вечеринки, разговаривая с Фрэнсисом, спросил у него, чем тот занимается и Фрэнсис сказал, что он художник.

Хэмиш спросил его: художник «fine art»?

Фрэнсис ответил, что да.

Хэмиш тогда спросил: удается ли ему зарабатывать на жизнь?

Да, достаточно. Ответил Фрэнсис.

Фото 47 стр.

Фрэнсис Бэкон и Маргарет Скавински-Шиесер

Они тогда увиделись впервые, и этот эпизод запечатлелся  в памяти у Мэги, еще и потому что, как она уточнила, узнала не самовлюбленную личность, а очень простого человека. Фрэнсис стал потом хорошим другом Хэмиша, хотя понятия не имел, кто он такой при знакомстве, а может и по этой причине. С того момента дружба между Маргарет и Фрэнсисом была очень тесной.

«Я жила в Суффолке,- рассказывает Мэги, – и поэтому мы часто виделись на ферме в Дейле. Фрэнсис часто приглашал меня на обеды в Суффолке и в Лондоне».

И с Джоном и с ним, у нас была тесная связь, в Лондоне часто бывали в ресторане Bibendum, который в то время был излюбленным местом Фрэнсиса.

Фото 48 стр.

Фрэнсис Бэкон и Маргарет Скавински-Шиесер в компании друзей

«Я видела рисунки Фрэнсиса и видела его рисующим. Их было много, не могу сказать сколько. Он рисовал на бумаге, на салфетках, на всем где было можно. Было обычным делом видеть его рисующим.»

Мэги хорошо помнит рисунок Фрэнсиса Бэкона, с изображением дочери Линдси и Брайана, выходящей из бассейна, потому что это был бассейн именно в ее доме. «Фрэнсис рисовал всегда, а, особенно, когда бывал на ферме. Так что, да, я видела эти рисунки. Видела, как он их рисует.»

На вопрос, сколько рисунков она видела, Маргарет ответила: «Много. Много. Не знаю точно сколько, потому что речь идет о почти шести годах, по моему? Может семи? Начиная с 1986 года и до его смерти, почти шесть лет, нет? Я даже помню, когда он умер. Я была за рулем, и переезжала Трафальгарскую площадь, когда узнала, что он… По телефону. Итак, да, я видела огромное количество его рисунков. И все … в таком стиле.»

(Указывает на рисунок, находящейся перед ней, который Фрэнсис Бэкон подарил Брайану Хейхоу.)»

Фото 49 стр.

Фрэнсис Бэкон. Фотография Маргарет Скавински-Шиесер

Я спросил у нее: «Вы можете мне сказать… Рисовал?»

«Да. Конечно, рисовал. Он же был художником, понимаете, и рисовал».

Я тогда сказал ей: «Невероятно! Знаете, что всю свою жизнь Фрэнсис утверждал, что никогда не рисовал?»

«В самом деле?» Ответила Мэги, и я: «Да!»

«Мне он об этом не говорил. Нет, нет, нет… Я его видела рисуя на бумажных салфетках и на других вещах.»

«Нет, нет. Я его видела рисуя? Я не видела, чтобы он драматизировал. Но точно рисовал…»

Слова Брайана Хейхоу, Линдси Хейхоу и Маргарет Скавински-Шиесер являются, наверное, самыми главными, из всего, что было до сих пор написано о Фрэнсисе Бэконе: это, может самое важное, когда либо написанное.

И последнее замечание: подпись и графический знак на рисунках, которые Фрэнсис Бэкон подарил в 1988 году Брайану Хейхоу, идентичны тем, что можно увидеть на каждом из рисунков, которые находятся в коллекции Кристиано Лователли Раварино.

Что можно придумать сейчас, когда до сих пор пытались всячески поставить под сомнением их подлинность?

4. Дэвид Эдвардс

Фото 51 стр.

Дэвид Эдвардс и Джон Таннер, фотография перед Вестгейт Хаус

Дэвид Эдвардс: «Когда Фрэнсис умер… Одна единственная художественная работа присутствовавшая в мастерской Фрэнсиса Бэкона на Reece Mews была перевезена ко мне домой в Westgate House.

Через два дня после его смерти, все было у меня дома. Все то что имело хоть какую-то ценность. Все было помещено в спальне на втором этаже, которую мы называли большой спальней, все было там.

Фото 52 стр.

Westgate House

Фото 52 стр.

Спальня на первом этаже в Westgate House

Фот 52 стр.

Кристиано Лователли Раварино и Микаэль Вояс, последний директор Colony Room

Потом… Некоторое время спустя… несколько лет позже Sunday Times, известное издание, опубликовало большую статью обо мне и о Джоне Таннере.

Это была подстрекательская статья, не очень красиво…

Но основное, о чем говорилось всему миру о том, что в Westgate House, была самая лучшая коллекция работ Фрэнсиса Бэкона в истории. Она находилась на первом этаже в уборной, разбросанной  везде…» После чего нагрянула полиция, и сообщила, что нас хотели обокрасть. К ним поступили такие сведения. Тогда я сказал Джону, что ситуация не очень приятная, и тогда Джон убедил Валери из Marlborough Gallery – Чтобы они приехали и все забрали. После чего мы их не видели. Никто не знает, что произошло с этими произведениями. Это было после его смерти (не понятно)… А картины (не понятно)… Самый большой из всех.» Указывает на картину, висящею на стене 2 м на 2 м.»

Линдси Хейхоу (вне эфира) и Брайан Хейхоу (вне эфира): «Помню, что я их видела… Отчетливо и ясно помню…»

Дэвид Эдвардс: «Все были у меня дома. Все было у меня дома.»

Брайан Хейхоу (вне эфира): «Слышен триптих…»

Дэвид Эдвардс: «карточки были разбросаны по полу с разными рисунками… На полу в больших папках. Все они исчезли». Но их не украли.

Дэвид Эдвардс: «Джон попросил Валери из Marlborough Gallery, чтобы они приехали и забрали.»

Они были у нас дома. Они должны были быть частью ншейююю Ситуация была следующая, мы их выбросили, чтобы от них отделаться, и тогда Джон сказал, что они наши.»

Брайан Хэйхоу: «Вспоминаю один шокирующий, потому что был…»

Дэвид Эдвардс: «Если посмотреть на всех этих людей, кроме множества друзей которые были у него, в течение всей его жизни, за три четыре года до его смерти, все они исчезли. Когда Брайан Кларк взошел на сцену, все друзья Джона ушли. Брайан Кларк буквально наложил контроль на всю жизнь Джона. Манипулировал им, контролировал его.  А когда Джон серьезно заболел, адвокаты Брайана Кларка, адвокаты Брайана решили все по поводу наследства. Все-все принадлежало Брайану Кларку. Они взяли все в свои руки, чтобы заполнить работу. И… конечно, взяли для Джона… Дали Джону, все что ему надо было. Убедили Джона пойти к врачу-специалисту, перед смертью, чтобы подтвердить, тот факт, что он был способен понимать и желать. В этом не было абсолютно никакой необходимости. Но настояли, для того, чтобы в их руках был весь контроль, и никто бы не оспорил завещание. Таким образом, они смогли бы доказать, что Джон был вменяемым… Это доказывает, насколько это был притворным и скользким этот человек. Это самая важная битва, которую ты должен пройти. Тот человек был просто… Очень расчетливым. Больше чем можно представить. Он сумел убедить Джона поменять имя… Сказал ему, ты знаешь Джон, ты должен быть сейчас очень осторожным, особенно теперь, когда ты знаменит». Но он был не знаменит. Он был богат. Он не был знаменит.»

Дэвид Эдвардс: «Брайан Кларк единственный опекун. Их два… Два опекуна. Фрэнсис Бэкон и Джон Эдвардс. Для Джона Эдвардса три опекуна: Питер Хант, Брайан Кларк и Дэвид Мэрион. Для Фрэнсиса Бэкона, только Брайан Кларк.

Не хотят признавать ничего, вне их контроля, вот в чем твоя проблема. У них нет контроля над этими», показывает на картины и рисунки, висящие на стене).

Дэвид Эдвардс: «То, о чем я хотел сказать, что то, что если бы у них был контроль над ними, тогда это им уже принадлежало…»

Un’assoluta nullità nella vita di Bacon Martin Harrison osa definire il pittore un uomo disgustoso, un rompicoglioni

Me with Maggie Shearer one of the few close friends of Francis Bacon still living at the opening of Cork Gallery in London with some of the drawings given to me by beloved Francis Bacon
francis bacon embraced with maggie shearer

Proventi da 10 a 30 milioni di euro

Oggigiorno si può vendere tutto ciò che ha avuto, in un certo qual modo, un collegamento con Bacon: un artista inglese lo scorso marzo ha tagliato in due una tela di Bacon, l’ha capovolta e l’ha dipinta con dei paesaggi, un lavoro fruttato 434.500 sterline, una cifra ben 15 volte superiore al prezzo che  la casa d’asta si sarebbe aspettata. Persino i due guanti sinistri, probabilmente utilizzati da Bacon durante la pittura, sono stati venduti  a  circa 7000 sterline.

Spesso i dipinti di Bacon generano proventi dalle vendite da 10 a 30 milioni di euro. Con i 100 nuovi dipinti di Bacon il mercato dell’arte cresce per un potenziale di centinaia di milioni. Creare opportunità di mercato per queste opere è compito del Bacon Estate. Solamente loro sanno  infatti chi si nasconde dietro la dicitura “collezionisti privati”, dai quali l’Estate ha pescato le nuove opere.

Ma da chi è composto  o che cosa è esattamente il Bacon Estate? Le richieste di informazioni da parte di Stern riguardo la forma organizzativa e la funzione dell’Estate da quest’ultimo sono state respinte . L’unico erede di Bacon, John Edwards, un bel giovane privo di studi  che lavorò come cameriere a Londra nel bar dei suoi fratelli e che fu vicino a Bacon negli ultimi 18 anni della sua vita, fu responsabile, con grande sorpresa da parte di tutti i conoscenti di Bacon, della cessione del patrimonio ereditario avvenuta nel 1998 a favore di Brian Clarke, designer del  vetro, concedendogli così ampio potere sulle opere.

Clarke sapeva di avere tra le mani un tesoro che poteva crescere e per questo motivo incaricò il fotografo e curatore di moda, Martin Harrison, di  fare il  catalogo delle opere. Quest’ultimo mise nel catalogo tutto ciò che la mano di Francis Bacon aveva lasciato: perfino le opere che l’artista aveva gettato per collera nell’immondizia e che sono miracolosamente sopravvissute. Con i 100 scarti recuperati dell’artista così come tutto ciò che Bacon in vita riconobbe come opere, il numero delle stesse aumentò da 221 (documentate nel primo catalogo di opere del 1964) a 584 (numero attuale).

Una persona che conosceva molto bene Bacon e che fu in gran parte biografo dell’artista mise all’asta lo scorso febbraio un’opera custodita per tantissimo tempo. Forse perché sapeva che un mare di opere inferiori sarebbe apparsa sul mercato?

Parigi, Boulevard Saint-Germain, Café de Flore. Michael Peppiatt, 76 anni, scuote la testa. “Il dipinto era il mio fondo per la pensione. A causa del grande aumento del valore dell’opera riscontrato negli scorsi anni, non mi potevo più permettere l’assicurazione, per questo motivo l’ho sempre data in prestito a musei e mostre, almeno era al sicuro.”

Il regalo dell’amico avrebbe potuto fruttare circa cinque milioni di sterline, tuttavia Peppiatt lo diede in cambio di una casa in Costa Azzurra.

Scelse questo caffè di Parigi come luogo di incontro perché esso rappresenta un’epoca in cui la città era meta ambita dagli artisti e intellettuali di tutto il mondo. E proprio qui i dipinti di Francis Bacon furono motivo di dibattiti esistenziali. Peppiatt aveva 21 anni ed era uno studente di Cambridge quando intervistò nel 1963 l’allora 53enne Francis Bacon. In quell’occasione iniziò un discorso che si sarebbe concluso solamente 30 anni dopo, con la morte di Bacon.

Bacon era all’inizio del suo decennio di successo, nel 1958 sottoscrisse un contratto con la principale galleria d’arte di Londra la Marlborough. Il suo trionfo nei musei di tutto il mondo, tuttavia, fu accompagnato da drammi legati alla sua vita privata: poco prima dell’apertura della Tate Gallery di Londra nel 1962, il compagno di Bacon, Peter Lacy, morì per abuso di alcool e,nel 1971, alla vigilia del Vernissage presso il Grand Palais di Parigi, il partner di Bacon, George Dyer si suicidò.

Sia nella vita sia nell’arte, Bacon anelava incontentabilmente l’assoluto. Fino all’anno 1949 si dice che l’artista abbia distrutto circa 700 dipinti. Tuttavia, Bacon non distruggeva tutto ciò che scartava. “Nel suo studio sono accatastati moltissimi dipinti scartati” afferma Peppiatt. Tutte le volte saltano fuori dei lavori-scarto negli studi abbandonati scoperti da vecchi compagni o persone che avevano  accesso all’atelier.

Con la pubblicazione del nuovo catalogo delle  opere è stato istituito un comitato per poterle quantificare monetariamente. Una forma di furto d’arte al contrario. “Dobbiamo controllare accuratamente questo catalogo” dice Peppiatt il quale rifiutò una collaborazione con il Bacon-Estate.

ORRORE E TRIONFO – NEI DIPINTI COSÌ COME NELLA VITA

Bacon su cravatte e buste

Didascalia pag.51: il caos nell’atelier è leggendario. Bacon lo definiva “il compost dal quale nascono i miei dipinti”

Il rapido sviluppo del mercato dell’arte dalla fine del vecchio millennio diede agli storici dell’arte un potere quasi magico. In quest’ambito “il denaro passa di mano in mano”afferma un curatore di Londra. Il presidente dell’Estate, Brian Clarke,lo sapeva già da prima: nel 1999 privò la Galleria Marlborough del diritto di esporre il patrimonio delle opere di Bacon, diventando così l’unico guardiano dei lavori del pittore. Da quel momento in poi sfruttò in maniera sistematica l’eredità dell’artista: riproduzioni di dipinti di Bacon in 500 copie messe nei negozi dei musei a 3000 euro a dipinto. Per il pubblico meno abbiente si offriva invece una vasta scelta di poster, cravatte stampate, T-Shirts e Shopping Bags. Il colpo grosso lo fece invece con il catalogo delle opere in concomitanza con le grandi esposizioni di Bacon, sostenute da Sotheby’s, che fecero del “Ristampe” di Bacon un affare milionario.

Per la ricostruzione storico-artistica Clarke trovò un front-man ben felice di stare sotto i riflettori: l’autore del catalogo, ex fotografo di moda, Martin Harrison, al quale venne attribuito dalla casa editrice l’appellativo di “esperto straordinario” delle opere di Bacon. Il fatto che Harrison presentasse le 100 nuove opere scoperte di Bacon meravigliò i veri esperti di arte: “dopo tutte le esperienze dell’ultimo periodo tutto ciò è molto strano” afferma Armin Zweite, ex direttore della collezione d’arte di Nordrhein-Westfalen. Zweite aveva curato una mostra di Bacon nel 2006 a Düsseldorf. Inserire nelle opere dell’artista i suoi dipinti scartati è un’azione molto discutibile per lo storico d’arte: “quando un artista afferma di avere scartato dei dipinti bisogna rispettare la sua decisione”.

I dipinti ritrovati furono venduti da Harrison e l’Estate da come “sensazioni”.Alla fine di maggio fu organizzata una presentazione del catalogo in occasione di una mostra dedicata a Bacon. Riguardo l’origine dei dipinti Harrison disse a bassa voce che essi provenivano “da una collezione molto, molto privata”. Altri dipinti invece erano stati rinvenuti in un magazzino chiuso nel Chelsea, insieme a diversi altri dipinti i quali erano stati precedentemente scartati, messi da parte e probabilmente anche dimenticati da Bacon. Harrison, in giacca blu con sotto un gilet verde, disse al microfono davanti al pubblico invitato: “questo è l’inizio di un qualcosa”.

Successivamente nel discorso non seppe dare delle risposte né in merito a chi fosse spettata, dopo la morte di John Edwards, l’eredità, né chi fosse il presidente dell’Estate: “non ho idea della situazione giuridica. Ci sono i Trustees o come diavolo si chiamano. Ad oggi non so ancora chi siano.” Per sapere chi fossero chiese informazioni al figlio che lavora presso l’Estate.

Le opere ritrovate sono state presentate a un Comitato il quale doveva approvare se inserirle o meno nel catalogo. “A volte ho fatto una gran fatica a convincerli che fossero veramente di Bacon!” racconta Martin Harrison.

Esistono circa 20 opere nel catalogo che sono state distrutte. “Tuttavia esse sono venute al mondo in qualche modo soprattutto perché qualcuno le ha rubate. Ma io non sono Dio, se esiste lo devo accettare. Un catalogo di opere non è un’hit parade.”

In merito al ripristino nella lista delle opere distrutte nel catalogo del 1964 Harrison dichiara: “Bacon non se ne curava veramente. Non era un contabile. Io ho visto la maggior parte dei dipinti distrutti. E come avrei potuto vederli se nel 1964 erano distrutti? Fine della discussione!”

Quest’uomo è molto controverso e chiunque lo incontra capisce anche il perché.

Edward Lucie-Smith, poeta, autore, esperto di arte, fotografo e grande  conoscitore della scena artistica londinese vive nel suo appartamento nel quartiere di Kensington. Arte asiatica antica, fotografie di nudi e libri d’arte sullo sfondo di pareti rosa: un eremo intellettuale alla luce del tramonto.

Lucie-Smith non ha mai avuto troppi peli sulla lingua. Harrison lo descrive come una persona “estremamente avventata”. Va in giro come si fosse attribuito il nome di “Re Bacon”. Lucie Smith ha dichiarato che Bacon sarebbe molto insoddisfatto delle opere presenti nel catalogo.

L’attenzione che il mercato rivolge a Bacon eccita ancora l’Estate. Harrison curò una mostra di Bacon a Monaco che poi venne spostata al Guggenheim di Bilbao. Così i “trofei”potevano accogliere più richieste dai musei.

Che Bacon, il grande distruttore, avesse approvato anche solo una di queste azioni ne dubitano i suoi compagni e tutti coloro che hanno avuto a che fare con lui. Addirittura Harrison dichiara di essere d’accordo con coloro che gli muovono le critiche: “per fortuna che Bacon non è qui. Un uomo disgustoso, un rompicoglioni. Non avrebbe mai approvato che tutto ciò sarebbe accaduto”.

A very meaningful devastating article by the prestigious german review Stern on the english Francis Bacon Estate, an Historical no one in Bacon’s life like the photographer Martin Harrison dare to define the painter “a disgusting man, a pain in the ass

AN HISTORICAL NO ONE IN BACON’S LIFE LIKE THE PHOTOGRAPHER MARTIN HARRISON DARE TO DEFINE THE PAINTER “A DISGUSTING MAN,A PAIN IN THE ASS

The works thrown AWAY by Bacon are back

Revenues from 10 to 30 million euro

Nowadays, all that had a kind of connection with Bacon can be sold. Last March, an English artist split a Bacon’s canvas in two, turned it upside down and painted landscapes on it; an idea that earned him 434,500 pounds, a sum 15 times greater than what the auction house would have expected. The two left gloves, probably used by Bacon while painting, were sold for around 7,000 pounds.

The sale of Bacon’s paintings often generates an income from 10 to 30 million euro. Thanks to the almost 100 new Bacon’s paintings, the art market is expected to see an increase of hundreds of millions. Creating market opportunities for these works is the task of Bacon Estate. As a matter of fact, only the Estate knows who is standing behind the label of “private collectors”, from which the new works came out.

But who or what is exactly the Bacon Estate? The requests for information by the magazine Stern, concerning the organisational aspect and function of the Estate, have been rejected. John Edwards, the sole heir of Bacon, a handsome illiterate who worked as a waiter in London in his brothers’ cafés and who was close to Bacon in his last 18 years, was responsible, with great surprise of all Bacon’s acquaintances, for the transfer of the inheritance in 1998 to Brian Clarke, a glass designer, who was thus given a greater power on the works.

Clarke knew that he was in possession of a treasure trove that could grow even more and, for this reason, he appointed the photographer and fashion curator Martin Harrison as creator of the catalogue of his works. Harrison decided to insert everything created by Francis Bacon: even the works that the artist had thrown away out of anger and that have miraculously survived. With the 100 rejected works retrieved by Harrison, together with everything that Bacon recognized as artworks while he was alive, the number of the pieces of art increased from 221 (documented in the first work catalogue in 1964) to 584 (current number).

Last February, a person who knew Bacon very well and can quite be considered his biographer, auctioned a work safeguarded for a very long time. Perhaps because he knew that a number of inferior works would appear on the market?

Paris, Boulevard Saint-Germain, Café de Flore. Michael Peppiatt, 76 years old, shakes his head. “The painting was my retirement fund. Because of the significantly growing value of the work in the last few years, I couldn’t afford the insurance anymore. This is the reason why I’ve always lent it to museums and exhibitions: at least it was safe.”

The friend’s gift could have yielded around five million pounds, nonetheless Peppiatt gave it away in exchange for a house on the French Riviera.

He chose this café in Paris as meeting place because it represents an era in which the city was a popular destination for artists and intellectuals from all over the world. And right here, Bacon’s paintings have ignited existential debates. Peppiatt was 21 years old and was a Cambridge student when he interviewed Francis Bacon in 1963, who was 53 at the time. On that occasion, he began a discourse that would have concluded only 30 years later, with Bacon’s death.

Bacon was at the beginning of his decade of success. In 1958 he signed a contract with the main art gallery in London, Marlborough. His triumph in the most important museums in the world, however, went hand in hand with tragedies linked to his private life. Short before the opening of the Tate Gallery of London in 1962, Peter Lacy, Bacon’s companion, died of alcohol abuse and, in 1971, on the eve of the Vernissage at the Grand Palais in Paris, George Dyer, Bacon’s companion of the time, committed suicide.

Both in private life and in art, Bacon insatiably longed for the absolute. Up to 1949, the artist is said to have destroyed approximately 700 paintings. Nonetheless, Bacon did not destroy everything he rejected. “Many rejected paintings are piled up in his office”, asserts Peppiatt. Scrap-works crop up all the time in abandoned offices, discovered by old partners or people who have access to the atelier.

The publication of the new catalogue was followed by the formation of a Committee to monetarily evaluate them. A sort of reverse art theft. “We have to carefully control this catalogue”, claims Peppiatt, who refused any collaboration with the Bacon Estate.

HORROR AND TRIUMPH – IN THE PAINTINGS AS IN LIFE

Bacon on ties and bags

Caption on page 51: chaos at the atelier is legendary. Bacon used to define it “the compost from which my paintings arise”

The rapid development of the art market since the end of the old millennium gave to art historians a sort of magical power. In this environment “money passes from hand to hand”, as a London curator claims. The president of the Estate, Brian Clarke, knew it already before: in 1999 he deprived Marlborough Gallery of the right to display the assets of Bacon’s works, thus becoming the only guardian of the painter’s works. From that moment on, he systematically exploited the artist’s inheritance: the reproductions of Bacon’s paintings amounted to 500 copies and were sold in museums shops at 3000 euro each. For the low-budget customers, the offer consisted in a wide choice of posters, printed ties, T-shirts and shopping bags. However, Clarke hit the jackpot with the work catalogue in conjunction with Bacon’s great exhibitions, sustained by Sotheby’s, that made Bacon’s “Resterampe” a millionaire business.

As far as the historical-artistic reconstruction is concerned, Clarke discovered a frontman who was very happy to be in the spotlight: Martin Harrison, author of the catalogue and former fashion photographer, labelled by the publishing house as “special expert” of Bacon’s works. Harrison’s presentation of Bacon’s 100 retrieved works astonished the real art experts: “After the events of the last period, all this is very strange” asserts Armin Zweite, former director of the art collection in Nordrehin-Westfalen. In 2006, Zweite had curated a Bacon’s exhibition in Düsseldorf. According to the art historian, the inclusion of the rejected paintings in the artist’s works is a questionable choice: “When an artist claims to have rejected some paintings, his decision should be respected.”

The retrieved paintings have been sold by Harrison and the Estate as “sensations”. At the end of May, a presentation of the catalogue was organised on the occasion of an exhibition dedicated to Bacon. For what concerns the origin of the paintings, Harrison whispered that they came from a “very, very private collection”. Other paintings had been retrieved in a closed warehouse in Chelsea, together with other paintings that had been earlier rejected, put aside and probably also forgotten by Bacon. Harrison, in a blue jacket on a green waistcoat, spoke into the microphone, in front of the invited public, and said: “This is the beginning of something.”

Afterwards, during the speech, he could not give any answer either regarding who was entitled to the inheritance after John Edwards’ death, or about who was the president of the Estate: “I have no idea about the legal situation. There are the Trustees or what the hell they are called. Up to now, I still don’t know who they are.” In order to know who they were, he asked for information to his son, who works at the Estate.

The retrieved works had been presented to a Committee, whose task was to decide whether to include them in the catalogue. “Sometimes it took me a great effort to convince them they really were Bacon’s works!” says Martin Harrison.

The catalogue includes about 20 works that have been destroyed. “Nonetheless, they came into the world mostly because someone stole them. But I’m not God, if it exists, so I have to accept it. A catalogue of works is not a hit parade.”

About the inclusion of the destroyed works in the 1964 catalogue, Harrison claims: “Bacon didn’t really take care of them. He wasn’t an accountant. I saw the majority of the destroyed paintings. And how could I have seen them if in 1964 they were really destroyed? End of discussion!”

This man is very controversial and only who meets with him understands why.

Edward Lucie-Smith, poet, author, art expert, photographer and excellent expert of the London artistic scene lives in his flat in Kensington. Ancient Asian art, photographs of nudes and art books stand out against the pink walls: an intellectual refuge in the light of the sunset.

Lucie-Smith has never minced words. Harrison describes him as an “extremely reckless” person. He goes around as he had attributed to himself the name “King Bacon”. Lucie-Smith declared that Bacon would be very unsatisfied of the works present in the catalogue.

The interest of the market in Bacon still excites the Estate. Harrison has curated an exhibition on Bacon in Monaco that was then moved to the Guggenheim in Bilbao. So, the “trophies” could meet the demands of more museums.

The fact that Bacon, the great destructor, would have approved even just one of these actions, is doubted by his partners and by all those who were in contact with him. Even Harrison claims to agree with those who criticise him: “Thankfully Bacon isn’t here. A disgusting man, a pain in the ass. He would have never approved of this.”

I misteri della mia vita (intervista rilasciata a tifeoweb)

Io con l Ambasciatore americano a Villa Taverna sua residenza privata .

.:: .:: Tifeoweb mi intervista sui cosidetti misteri della mia vita. Ustica,il 2 agosto,la Mafia, la Cia… e chi più mostri ha più ne metta. Ma se ci vai a pranzo Satana spesso è assai diverso di come lo descrivono.
Una volta tanto, forse, sono riuscito a spiegarmi.
All’ emergente rivista www.tifeoweb.it aveva postato una mail di protesta per come avevano trattato Michael Ledeen talmente sgarbata da essere quasi provocatoria (chiunque conosca davvero Michael sa che è un grande uomo ma la rivista si era prodotta – peraltro brillantemente – nel solito compitino dietriologico in cui credere di poterlo trattare come un bandito internazionale).
Invece di prendersela, intelligentemente, il direttore Andrea Doi mi ha dato la possibilià di spiegarmi in questa approfondita intervista(va in onda in più puntate) dove proprio perchè le domande ricalcano le consuete leggende metropolitane che negli anni si sono accalcate come piragna noiosi sulle mie spalle spero mi abbiano anche dato modo di spiegarmi una volta per tutte. 
La mia speranza è di non essere scaduto in un comizio autodifensivo ma di aver prodotto almeno qualche piccolo fonema riflessivo su quanto demenziale ,affascinante, impossibile sia il mestiere del giornalista.
Post Scriptum. Benchè la rivista abbia correttamente e scrupolosamente riportato le mie risposte nel suo editorialetto di commento l’ articolista Guarnieri si è prodotto in un serie di elucubrazioni dietrologiche simpaticamente insensate….
Tranne me stesso io non provengo da nessun ambiente (notata la genericità mafiosetta con cui si allude a “un certo ambiente” ).
Io non odio una certa magistratura , sono arrivato persino a difendere le ragioni di magistrati come Libero Mancuso o Claudio Nunziata le cui tesi sono lo zenit opposto a ciò che penso,rimango semplicemente esterrefatto ed indignato di magistrati come Priore( di cui pure ho ammirato le deposizioni nella Commissione Stragi)che mi hanno implicato in Ustica per ragioni grottesche e senza avere neanche la decenza di interrogarmi. Io non ho ricavato nulla da personaggi come Gelli tranne dieci anni di aggressioni anche fisiche in città come Bologna dove la analfabetica base tardoleninistaromagnola ignorava che i cosidetti colleghi dell’Unità a villa Wanda le interviste le imploravano.Dal prozio Igor Markvitch ho ricavato meno di quanto mi sarebbe piaciuto,ma solo retroattivamente ho capito che non era solo uno straordinario direttore d’orchestra.E non ho mai usato una delle poche gemme che mi sono arrivate,l’archivio integrale delle spie saltuarie italiane per i servizi segreti cecoslovacchi,(un modo di servire venendo ricevuti solo in anticamera IL KGB) da parte di persone della sinistra che poi hanno fatto anche carriera. Molta carriera. Perchè mi sembrava squallido escludere che sebbene fossero avversari potevano aver fatto da informatori per ragioni ideali.Su centinaia di interviste spesso proibitive con cui ho messo sotto pressione mezzo globo terracqueo Guarnieri ritaglia-senza sottolineare quanto fosse uno scoop unico -quella a Riina(oggi usata dalla Università di Siena nel corso del prof.Roberto Bartali come documento di studio sulla Mafia per gli studenti stranieiri) come se io fossi l’addetto stampa del Demonio,o almeno di alcuni suoi affiliati terreni. Poi però aggiunge tutte”dicerie”…come dire, sai mai che Lovatelli Ravarino magari nel negativo si riveli troppo bravo.
Poi un’ulteriore cambiamento radicale di rotta,il più esilarante-e talmente demenziale che se non fossi legato da stima personale al Direttore di Tifeoweb Andrea Doi(che mi ha scritto una mail di solidarietà ) – reagirei per carta bollata.
“Se già non regnano sull’ Italia come vorrebbero comunque tentano…” Ma di che delìra Guarnieri?è facile scrivere sul Bolero Hotel della dietrologia fino a descrivere -invece di capire che è un grande uomo- un Michael Ledeen come un bandito internazionale….detto tutto ciò ringrazio la bella rivista on line Tifeoweb per avermi permesso di spiegarmi, come raramente mi era accaduto.
Giudicherà il videolettore.
Intervista a Cristiano Lovatelli Ravarino
D: Cristiano Lovatelli Ravarino, giornalista italoamericano collegato anche alle riviste del Dipartimento di Stato americano. E’ giusta questa definizione?
R: Definisce una parte della mia vita.
D: Ci racconti un pò della sua famiglia che sembra ben ambientata nell’aristocrazia. 
Sembra altresì che da parte della madre Lei sia discendente delle famiglie Caetani e Lovatelli, mentre il padre sarebbe stato americano…
R: No, è diverso. Il mio padre formale è stato Mario Ravarino, americano, a lungo direttore della Chase Manhattan Bank in Italia. Fu il primo a rendersi conto che Sindona era un criminale e fu lui a chiudergli l’accesso al garnde sistema bancario americano che l’illusionista di Patti cercò di violare attraverso il mio primo padre ma, evidentemente, babbo Mario non cascò nel tranello. Un suo fratello Ugo Robert Ravarino che era nella sezione Ricerche del Pentagono, è stato molto importante per i miei futuri destini giornalistici, pessimi o buoni che si siano rivelati. Mi ha permesso di capire cioè quanta falsificazione, a volte, ci fosse nelle fonti informative italiane. Non che quelle americane fossero il Graal, ovviamente.
D: Perché parla del Suo “primo” padre?
R: Poco prima dei miei venti anni, mia madre mi rivelò che ero figlio di un’altra persona, Gianni Lovatelli del Colombo. Qualche araldista mi dice che il vero sottonome sarebbe del Corno, ma sinceramente di queste cose mi interesso assai poco. Famiglia, tra le altre, imparentata con i Caetani e con il famoso Igor Markevitch che sposò una mia prozia, Topazia Lovatelli Caetani.
Papà Gianni era un tipo avventuroso, un antesignano alla Indiana Jones, rifiutò tutti i riti dell’aristocrazia e con uno dei suoi cinque fratelli, lo zio Bibi ancora in vita, se ne andò ad aprire piantagioni nel cuore delle foreste del Perù quando ancora non lo faceva nessuno. Prima di tornare in Italia dopo quarant’anni, divenne un ottimo scultore ceramista, in Sudamerica prese lezioni persino da Lucio Fontana, quellodei tagli alle tele. Non c’è artista sudamericano che non ricordi ancor’oggi il suo splendido fregio per la sede dell’Alitalia a Buenos Aires.
D: E Igor Markevitch, suo prozio, venne accusato di essere il grande vecchio delle Brigate Rosse…
R: Come racconto nel mio lungo saggio sul mio giornale on line www.cristianolovatelliravarinonews.com, non solo secondo me lo era veramente, ma Moro, a mio avviso, almeno nella fase terminale, fu veramente tenuto a Palazzo Caetani. Salvo esservi spostato di pochi metri dopo la sua morte.
Non ho nulla di scientifico a suffragio di tutto ciò, ma mio prozio mi aveva contattato proprio nei giorni del sequestro e ricordo perfettamente il lampo di terrore che vidi, per un attimo, nei suoi occhi di mio prozio, quando gli chiesi di poter visitare i sotteranei segreti del palazzo, tra i più estesi ed inesplorati di tutta Roma. Mi disse che c’era stato un crollo e che era pericoloso. Tempo dopo seppi casualmente che di crollo nessuno aveva mai sentito parlare.
D: Nei suoi articoli ripetutamente, a volte anche in modo esilarante, Lei smonta teorie che vedono complotti e congiure dietro ogni angolo…
R: Io non me lo pongo come obbiettivo. Rifletto solo sul controsenso anche tecnico, su cui a volte vengono costruite, come non molto tempo fa nel grottesco scoop di Claudio Gatti sulle cimici piazzate dalla Cia in casa dei Tatò, per spiare Berlinguer che vi teneva riunioni riservate. Nell’articolo si dilunga in mille svolazzi di colore, cita la fonte Cia A che “conferma” la fonte Cia B… Con tutto il rispetto, è un pò troppo comodo citare fonti anonime dell’Agenzia che si prestano a sputtanare l’Agenzia stessa.
Il giornalista addirittura si improvvisa detective e, assieme alla Tatò, si mette carponi dopo trent’anni a cercarle, ovviamente senza trovarle. Ma non ci spiega l’unica cosa che ci dovrebbe spiegare, e cioè come hanno fatto delle cimici che non sono altro che un circuito stampato alimentato da una batteria, a durare quasi sei anni, come si evince dall’articolo quando allora (nel 1976) anche quelle più sofisticate duravano al massimo venti giorni! Il che non toglie che lo stesso Claudio Gatti sia tra i pochi giornalisti di cui l’ex capozona della Cia in Italia, il superattivo Duane R. Clarridge, parli con ammirazione nelle sue memorie “A Spy for all Seasons” (Scribner Book, 1997).
Clarridge trova illuminante che il libro di Gatti su Ustica, “Il quinto scenario” non sia mai stato tradotto.
Siccome questa intervista riguarda anche le difficoltà del mestiere di giornalista, credo sia interessante sottolineare quanto, su uno stesso argomento, lo stesso giornalista possa essere discontinuo. Di esempi ce ne sono una infinità.
Ricordo per tutti un articolo incredibile di Rocco Tolfa, oggi al TG 2.
Anni fa, sul Sabato, intervistavò un personaggio discutibile come Sergio Freato, l’ex segretario di Aldo Moro, il quale venti anni dopo la sua uccisione se ne usciva con questa “rivelazione” di Moro: “Se tra tre giorni mi sequestrano sono gli americani”.
Ma come si fa a proseguire scrivendo “infatti dopo tre giorni…” Cito a memoria, ma il senso era quello… cos’è, una prova?
Citare un morto dopo venti anni senza averlo mai fatto prima? – Anche io allora, citando la fonte anonima A del Kgb confermata dalla fonte anonima B del Kgb, posso scrivere che Andropov mi disse “Se nel Settembre del 2001 succederà a New York qualcosa allora saremo stati noi…” Scoop clamoroso per certa stampa italiana! Per inciso, Andropov lo intervistai veramente. […]
D: Esiste la censura?
R: C’è un livello di censura, quando ti accorgi che l’Eroe della Repubblica ad un certo punto della sua vita non lo è stato del tutto o non lo è stato affatto. Quando Oliviero Beha porta prove documentali che, perlomeno all’inizio dei trionfali campionati mondiali di Madrid, avevamo corrotto, e subito dopo smette di fare giornalismo attivo. Quando il grande giornalista investigativo Antonio Selvatici nel mai querelato “Prodeide” (Fenicottero edizioni, 2000), racconta decine di raccapriccianti retroscena della vita dell’attuale Presidente del Consiglio, e oggi si ritrova a vendere appartamenti…
In quanti sanno che la sconcertante informativa del nucleo operativo dei carabinieri di Napoli che come poche altre cose incriminò Tortora, venne stilata dall’attuale e tanto osannato generale Mori? Gli articoli di d’Avanzo e Bonini sullo scandalo Telekom Serbia sono rampanti, ma in quanti sanno che i cosiddetti falsi dossier contro Violante e Prodi, “commissionati” da Francesco Pazienza, non sono mai esistiti?
gianni de gennaro
Concesso che Gianni De Gennaro sia un mito, in quanti hanno indagato su cosa combinò l’attuale capo della polizia da giovane nel Fuan? E l’ex ministro della Giustizia Filippo Mancuso che, in una interpellanza parlamentare, lo accusò di aver intimato, senza avere alcuna veste per farlo, a un pentito di ritrattare delle rivelazioni contro un politico amico pena la sospensione dei lussuosi “frange-benefits” di Stato? E la curiosa segretazione che il suo estimatore Luciano Violante fece delle curiose telefonate intercorse fra lui e il pentito Totuccio Contorno che invece di trovarsi, come avrebbe dovuto, sotto protezione negli Usa, si trovava in Sicilia lastricando o incredibilmente incappando in pochi giorni di ben diciassette omicidi le zone dove si trovava? […] Non escludo che da tutte queste circostanze De Gennaro ne uscirebbe lindo come un arcangelo, anzi, ma è significativo che tutti si guardino bene dall’approfondirle! Io non sono un antidietrologo per definizione, ma penso che giornalismo sia parlare dell’eroe anche quando l’eroe sbaglia…

 

D: Qual è allora la vera storia del micronastro citata nella sentenza ordinanza del giudice Priore? Il rapporto dei CC di Bologna parla chiaro…
R: Come diceva Totò: se non ci fosse da piangere, ci sarebbe da ridire. Ma prima di fornire delle “spiegazioni”, mi sia permessa una osservazione elementare. Mettiamo pure che io in questo “depistaggio” mi sia mosso come un demone… Nell’estratto della sentenza mi viene concesso uno spazio quattro volte superiore a quello del KGB! Bene, io, per tutto ciò non sono mai stato interrogato. Maccome, in Italia dove la magistratura non ha esitato a schiantare Raul Gardini, la Fiat, la Mafia, la Democrazia Cristiana, Silvio Berlusconi, con me si intimorisce? – Suvvìa,non facciamo ridere i polli.
La verità è che, senza fatica, gli veniva bene aggiungere una complottistica pennellata internazionale. Quando gli inquirenti non riescono a cavare un ragno dal buco, c’è sempre il famoso depistaggio che li salva. Quello che mi dispiace è che per me Rosario Priore era un mito. Visto come si è comportato il mito nei miei confronti, debbo amaramente constatare, assieme all’amico Valerio Massimo Manfredi, che, in effetti, gli unici miti rimasti in piedi sono quelli dell’antica Grecia. In quanto al merito, dopo quasi venti anni non ricordo più neanche quasi i dettagli tranne quanto sia caricaturale il tutto. Ricevetti per posta anonima, e penso capiti a qualunque giornalista, questo benedetto nastro in cui si avvertiva che in una sua parte ad “altissima velocità” erano incise uno squaterno di rivelazioni, tra cui “le connessioni tra Ustica e il 2 agosto”. Nient’altro o poco altro su Ustica. Che il 2 Agosto sia stato un messaggio reiterato dopo che il primo, quello di Ustica, non venne compreso, è una delle due o tre spiegazioni più serie che abbiano mantenuto credibilità negli anni. Già allora lo sosteneva il capo della Polizia nonchè ex capo del Sisde Parisi… Non credo davvero di essere in cattiva compagnia. Nulla a che vedere con le sofisticate documentazioni risultate poi artefatte da giornalisti, in buona fede per carità, trasformatisi in informatori degli inquirenti, come Ennio Remondino o Andrea Purgatori.
Sarà che loro, a differenza di me, dei magistrati erano amici.
Ma c’è un clamoroso elemento in più magistrati come Priore,va detto,nei miei confronti si dovrenero traumatizzare. Senza sapere di essere divenuta una pedina delle sue illazioni, io ho fornito a Priore uno dei pochi elementi che, forse, poteva costringere “noi americani” a dire quello che sapevamo. Per quanto non abbia mai condotto indagini particolari, un pò me ne sono sempre interessato perché la zia della mia ex moglie Beatrice Beghelli, l’avvocato Cappellini, perì nel disastro. Un giorno scoprìi che una delle 97.000 (novantasettemila) utenze telefoniche interne del Pentagono rispondeva a un militare, certo Michael King, il cui compito era, tra l’altro, il controllo sugli avvenimenti di Ustica e che aveva studiato alla John Hopkins di Bologna! Beh, avrebbe isnospettito anche un frate treppista. Quando gli telefonai, rimase talmente sbigottito che qualcuno l’avesso snidato da scordarsi di mettere in moto i meccanismi di antiintercettazione. Nel nastro, si sente nitidamente la sua voce che dice a me che mi lamentavo che il Pentagono dovesse aiutarmi a dimostare che NON eravano stati noi americani: “Blimey, Christian, how did you flush out me?” – “Cristiano cribbio, come mi hai beccato?” E più avanti: “Ustica… do you mean the airplane they shot down?” – “Ustica… intendi l’aereo che hanno abbattuto?”

 

Bene, questo nastro che è l’unica prova in cui un alto vertice militare americano ammetta che l’aereo venne abbattuto, che fine ha fatto? – L’ho consegnato nelle mani della presidente dell’Associazione “Vittime di Ustica”, la senatrice Bonfetti, affinché lo desse a Priore. Ecco che fine ha fatto! E, per Dio, c’è qualcuno ancora oggi che si permette di dire che io su Ustica abbia depistato. Esattamente il contrario! A costo, come avvenne, di subire musi lunghi per anni da parte di certi ambienti americani.
Non molto tempo fa, dopo più di dieci anni, riincontro (ricordo che c’era anche la bravissima M. Gabanelli di Report) la senatrice Bonfietti a tu per tu all’apertura della nuova sede della Galleria d’arte Foscherari in via Castiglione a Bologna. Come dico sempre, non è mai troppo tardi per chiedere spiegazioni. Ma ovviamente la Bonfietti e tutti quelli come lei, non ha saputo darmi spiegazioni: “Coos…cooosa? Priore si è comportato così? Priore ha fatto questo? Ma certo che il nastro gliel’ho dato! Adesso appena lo incontro gli chiedo serissime spiegazioni!”
Sono passati silenziosamente due anni da allora.
Sarà che la Bonfietti e Priore si sono persi di vista.
D: Come si spiega il contenuto riportato dal rapporto dei CC di Bologna e perché Licio Gelli Le consigliò di consegnare la cassetta al giudice Libero Mancuso?
R: Tornando alla famigerata cassetta, può darsi che io abbia ingenuamente creduto che l’ex capo della P2 si intendesse di cose tecnico-spionistiche. Mi sembra che lui mi suggerì di darla al mio avvocato che era Roberto Montorzi, allora molto amico del giudice Libero Mancuso. Tra l’altro, questa cassetta venne misteriosamente rubata dallo studio dell’avvocato. Non essendo stata fatta nessuna trascizione, il mio famoso depistaggio è quindi basato sul nulla di una microcassetta di cui io non mi sono mai assunto alcuna responabilità e che nessuno ha mai sentito! In realtà, con Ustica hanno cercato di farmi scontare il famoso “caso Montorzi”. Capisco quanto sia stato traumatico per il Pci che Montorzi, il principe antiamericano dei loro avvocati, la punta di diamante avanzata di coloro che sostenevano che se in Italia c’è una strage o muore un gatto, è colpa della Cia o di Licio Gelli, abbia chiesto a me di andare a Villa Wanda per chiedere scusa all’allora capo della P2. Capisco lo sconcerto e il caos suscitato.
Eppure non mi sono mai sottratto ad approfondite richieste di spiegazioni, come me le fecero colleghi seri quali erano ad esempio Marco Marozzi che, a Bologna, creò la redazione locale de La Repubblica, o Marco Guidi che poi divenne caporedattore del Messagero, ambedue allora come adesso miei amici.
D: Che cosa disse loro?
R: Spiegai loro come semplicemente l’avvocato, con un figlio cardiopatico e un’altra figlia con problemi altrettanto seri, si fosse voluto vendicare di una certa magistratura che lo aveva mandato allo sbaraglio e che ora, dopo aver lanciato il sasso attraverso di lui sulla stampa (nel caso specifico su presunte violazioni accademiche da parte del Magnifico Rettore Roversi Monaco), ritirava la mano, accorgendosi di non avere poi tutte queste prove e lo lasciava solo ad affrontare cause di risarcimento miliardarie.
Un’altra mascalzonata mi fu riservata da un giornalista giudiziario de L’Unità di Bologna, quando in una intervista condotta insieme a Paola Cascella, mi si chiese “come mai avessi tanto potere eversivo”. Io risposi che di potere non ne avevo nessuno, ma forse avevo ascolto presso il Dipartimento di Stato nelle mie qualità di analista di vicende italiane. Non ero come quei funzionari che stanno in Italia quattro anni e poi se ne vanno senza averne capito nulla. A parte i primi anni trascorsi negli Stati Uniti, io in Italia ci sono nato e cresciuto. E quello ebbe il coraggio di scrivere che io gli avessi “confessato“ che il mio potere derivava dal fatto di essere “agente della Cia”! –
Che cosa? Cercai di smentire indignato, anche sulla scorta di una autoregistrazione fatta prudenzialmente durante l’intervista e una lettera di smentita che sottoposi persino all’amico Michele Serra, allora corsivista di prestigio a L’Unità, per sapere se era scritta nel tono giusto. La mia lettera sarà pure stata perfetta, ma il giornale ebbe la sfrontatezza di farmi capire che non gli conveniva pubblicarla e che avrei dovuto denunciarli! E poi c’è chi mi ha rimproverato per non aver smentito…fosse possibile in certi casi in Italia!
D: Licio Gelli è tra i Suoi amici? E a prescindere da ciò, Le sembra che le accuse rivolte a Gelli siano tutte false?
R: Tanto amico che non lo sento da quasi quindici anni. Ma una premessa è doverosa: io sono grato agli assassini, ai Pacciani, alle barbe finte, ai terroristi, agli stragisti – e chi più mostri ha più ne metta – che mi hanno concesso materiale esclusivo. Posso averne orrore come cittadino, come essere umano, ma come giornalista sono io ad essere in debito nei loro confronti, non loro nei miei.
Con l’ex capo della P2, lo ammetto, le cose furono più complesse. Quando andai ad intervistarlo per Epoca. mi spiazzò subito dicendomi a bruciapelo sulla soglia di Villa Wanda :”Se voi americani, dopo aver ucciso mia figlia, state per uccidere anche me, dottore, la prego, me lo dica. Almeno faccio testamento, questo me lo dovete.” Rimasi di sasso, farfugliai che non ero d’accordo con qualunque forma di violenza. Non capivo dove andasse a parare. Poi capìi, anche se sull’incidente automobilistico che costò alla figlia Maria Grazia, dei dubbi rimangono. Faceva parte della sua diabolica tecnica di portare l’interlocutore su stati psicologici estremi per manipolarlo. Io comunque miravo ai suoi archivi che in parte, non tutti ma in parte, erano un immenso bluff come mi resi poi conto. Comunque, se lui cercava di manipolare me, io manipolai lui.
Mi spiego. Non credo ci sia nulla di più sprovveduto del cronista che va dall’inquisito di turno, mostro o innocente che sia, pensando di essere coraggioso a chiedergli ”mi scusi, è lei il capo della Mafia…è lei l’autore della strage?”. Per sondare un demone, devi fare qualcosa per lui, non dico di illegale, ma qualcosa per cui lui senta di dover spendersi per te. Se no, sei solo un accattone che spera l’altro non si accorga che tu lo stai derubando. Nel caso di Gelli sapevo che aveva la mania della nobiltà e che gli piacevano le tipe d’aspetto spagnolo. Il che corrispondeva perfettamente a una mia conoscente, grande amica di Bettino Craxi, a sua volta spumeggiante social climber come pochi. Insomma, come si usa dire nelle cronache rosa, divennero intimi.
L’ex capo della P2 perse talmente la testa che dai tabulati telefonici risulta che per anni le telefonò anche due o tre volte al giorno. Inoltre, io avevo un altro non piccolo strumento di pressione su di lui. Sapevo tutto su quella americanità con la quale si era costruito il suo carisma, inventandosi rapporti con mezzo mondo. Un esempio? Anni dopo, per dimostare quanto fossero onnipotenti i suoi contatti, avrebbe esibito il manuale del Kgb su di lui. Peccato che quel manuale glielo avevo regalato io…
D: Potrebbe approfondire un po’ la storia degli archivi?
R: Così arrivai agli archivi che erano, a parte il nucleo Scelba, tutta aria fritta o collages falsificatori. Questa è anche l’opinione di Michael Ledeen e del Dipartimento di Stato. Per fargli capire quanto la cosa era irritante, gli offrimmo cinquecentomilalire. Invece il Sismi si fece dare decine di miliardi e gli archivi se li costruì in casa. “Non sono certi i miei”, mi confidò una volta sornione il diabolico aretino. Io fui tra i pochi a scrivere che al Sismi si facevano la pensione d’oro con le balle su Gelli, e questo spiega anche il loro astio di allora nei miei confronti. In merito alle accuse, non posso certo scendere nel dettaglio processuale, le sentenze finali, come si sa, hanno ridimensionato la terribile P2 ad una semplice cosca di affaristi. Sarà riduttivo ma penso a mia volta che il suo fosse una specie di Rotary cinico e parallelo, dove si ventilavano battaglie atlantiche per mirare ai soldi.
D: Tutto un bluff alora?
R: No, non era tutto un bluff! So per certo che arrivò persino a scrivere i discorsi di Papa Pacelli e che molti capi di Stato sudamericani lo veneravano. Aveva anche alcuni documenti compromettenti sul partito Repubblicano, tra cui persino un invito di Bush padre. Ma si fidavano di lui come massone finanziatore dall’Italia.
Ad ogni modo, io non ci ho mai creduto al Grande Burattinaio per il quale veniva spacciato.
Non solo non parlava l’inglese, ma neanche bene l’italiano e a malapena il toscano. In quanto al 2 agosto, la principale teste a sostegno degli inquirenti, Nara Lazzarini, la sua ex segretaria, faceva rivelazioni un tanto al chilo se la pagavi. Io, per snidarla, la registrai in una intervista in cui mi prometteva che, se le procuravo due miliardi per pagare i debiti di una radio privata gestita da sua figlia, era diposta anche a dire che la strage di Bologna l’aveva commissionata Licio Gelli…. ad Adriano Panatta, il più famoso tennista italiano di allora.
Ne scaturì un processo per cui venne condannata, processo di cui certa stampa fece finta di non accorgersi. E per scendere in un secondo ed ultimo dettaglio processuale sul 2 agosto, il famoso collegamento eversivo Gelli-Pazienza con Pazienza erede di Gelli per conto degli americani ecc., è basato su una presunta segretissima utenza telefonica interna del “Venerabile”, contenuta in una agendina dell’ex superagente del Sismi contentuta in un faldone mai rintracciato! Addirittura gli avvocati si accorsero che il numero di protocollo del faldone era stato falsificato appositamente per renderlo irrintracciabile! Nonostante ciò questo faldone non è mai saltato fuori. E in quanto ai famosi rapporti del Venerabile con noi americani, il “Field Manual” che egli nascose con diabolica scaltrezza nel sottofondo della valigetta della figlia proprio per renderlo credibile, era acquistabile in qualunque libreria di New York, a parte il fatto che, da tempo, la letteratura corrente lo reputa un falso del Kgb. Però corrisponde al vero che Berlusconi scrisse delle lettere di ringraziamento dopo aver ottenuto per i suoi buoni uffici decine di milirdi dal Monte dei Paschi di Siena, quando l’ex Presidente del Consiglio era uno spiantato. Le ho viste io.
D: Insomma, non è che viene fuori una lettura esaltante del personaggio di Gelli… E la Vostra amicizia?
R: Amico di Licio Gelli? Io sono stato amico di tutti coloro che mi hanno dato materiale giornalistico non ancora consumato.
Indro Montanelli, pur di accattivarselo, andò a dormire a casa dell’allora capomafia Genco Russo. Bob Woodward, con i capi dell’intelligence, ci va abitudinariamente alla pesca al salmone, e ciò per discutere da pari a pari però, non per elemosinare miserabili rimborsi spese o per veicolare materiale intossicato come certi nostri “colleghi”. Il settimanale L’Espresso, pur di averlo come fonte, assunse in pianta stabile il terribile ex capo Ufficio Affari Riservati Federico Umberto d’Amato che ne dirigeva i servizi sulla gastronomia. In certi numeri si insinuava che lui fosse uno dei diabolici registi della strategia della tensione mentre, nello stesso numero de L’Espresso, lui dava i voti ai garganelli e al Barbera…il massimo.
Si obbietta che si rischia di essere troppo coinvolti dalla fonte.
Io penso che nessuno sia negativamente coinvolto dalla fonte, come il velinaro gongolante il cui unico sforzo è scrivere sotto dettatura del maresciallo o del pm rampante di turno.
D: Lei fa riferimento ad una intervista che avrebbe fatto a Giacomo Riina, boss mafioso che poi risultò essere contabile della ditta Eminflex dei fratelli Commendatore. Quali erano i collegamenti tra la Eminflex e Giacomo Riina?
R: Io non avrei fatto, io ho fatto l’intervista a Giacomo Riina che è stato secondo molti inquirenti il vero cervello pensante della mafia da Salvatore Giuliano fino a Bernardo Provenzano. L’unica intervista della sua vita a novant’anni poco prima che morisse, per di più in video. Chiunque può guardarsela nel mio giornale online, e credo abbia un qualche interesse se università come quella di Siena l’hanno inserita nel proprio corso sulla mafia per gli studenti stranieri..
Quanto Giacomo Riina mi disse sulla Eminflex, mi sembrava trascurabile rispetto al tentativo che ho fatto attraverso di lui di gettare una sonda nell’intero universo mafioso. Riina era sposato alla sorella di Luciano Leggio, e in una tenuta dei Leggio, i Commendatore pare abbiano nascosto un sequestrato. Ed è vero che non hanno mai saputo spiegare la provenienza dei miliardi con cui hanno pagato l’esplosione televisiva che li ha resi i leader nel settore in Italia.
D: Ed i rapporti tra la Permaflex che era stata di Gelli, e la Eminflex?
R: Non mi risulta ci fossero rapporti tra la Permaflex e la Eminflex, tranne che la prima in anni successivi è stata acquisita dalla seconda.
D: Ed infine i rapporti tra la Eminflex e Mediaset?
R: Ho visto una volta Rita Dalla Chiesa reclamizzare in Mediaset loro prodotti. Figlia di tal Alberto Dalla Chiesa ucciso dalla Mafia, e sorella di Nando Dalla Chiesa! Penso abbiano fatto qualche controllo, più di quanti non abbia fatto Mike Buongiorno…
D: Ha mai conosciuto Marcello Dell’Utri?
R: Marcello dell’Utri l’ho conosciuto. Anche in questo caso hai qualche probabilità di non incorrere nel solito presuntuoso compitino mediatico, se solo fai qualcosa per il personaggio che intervisti. Gli segnalai una incredibile frode processuale che aveva subìto a Palermo. Diffidente com’è, fece periziare la mia ”controperizia” dal suo grande amico, nonchè credo consigliori, Lino Jannuzzi. Vado una sera a cena dalla mamma della moglie di Berlusconi, l’emiliana Flora Bartolini in quanto Veronica Lario è un nome d’arte, e scopro che sia lui che Jannuzzi avevano tessuto le mie lodi.”Che giornalista straordianario! Che mente! Che bravo! Gli americani allora ci vogliono bene!”
“Dì al caro Dell’Utri”, replicai alla suocera di Berlusconi che “se gli elogi me li fa per interposta persona e non direttamente e perlomeno non mi concede un’intervista esclusiva, lo considero, non dico davvero un mafioso, ma qualcosa di ancora più squallido, un cafone, un caporale arrogante che crede tutto gli sia dovuto. Non sono mica un suo dipendente.” Dell’Utri, dopo alcuni giorni, affittò solo per noi due l’Elmet, credo il ristorante più raffinato di Milano. Ma io non ho saputo sfruttare questa occasione.
D: Perché?
R: Cercai di piazzare qualche domanda imbarazzante, ma anche se ho sempre avuto una qualche discreta capacità ipnoticopsicologica nei confronti dei miei intervistati, mi ritrovai di fronte un fachiro che aveva costruito gran parte dell’impero Mediaset. Non so se mi spiego… Mi avviluppò in una ragnatela di aneddoti e di champagne talmente insinuante, che poco mancava che il conto lo pagassi io. Gli chiesi in effetti come avessessero fatto quelli della Eminflex senza una lira a pagare decine di miliardi di passaggi televisivi. Lui mi rispose che Mediaset si basava proprio su questo: dare fiducia a chi aveva potenzialità di crescita senza farlo pagare all’inizio. Se avessi avuto il bilancio consolidato di quegli anni, magari avrei anche potuto smentirlo, ma non l’avevo. Non sempre si riescono a cogliere le occasioni… Gli chiesi se Berlusconi non avesse avuto imbarazzo a pagare la meravigliosa Villa Arcore alla erede Casati Stampa un quinto del suo valore, per di più con azioni che si rivelarono presto carta straccia. Impassibile mi rispose che la Villa stava crollando e Berlusconi i miliardi li spese a salvarla. Sarà! Io non so se sia un padrino ma di sicuro e nel senso migliore del termine, ne ha la sottigliezza. Mi portò a casa sua e mi presentò alle sue figlie. tra l’alto di una bellezza sconvolgente benchè solo quindicenni. Poi per quasi mezz’ora stette a consolare un suo ex maggiordomo che aveva perso precocemente la figlia. Insomma, mi aveva fregato. Come fai a scrivere contro uno così? Magari un giorno scoprirò che quel maggiordomo aveva studiato all’Actor Studio. A pranzo lo avevo anche incalzato sul famoso stalliere nonchè uomo d’onore, il mitico Mangano. ”Chiaramente è stato il garante perchè i boss della Sicilia non vi infastidissero..”, illazionai all’improvviso.
Mi guardò e rimase in silenzio, blindandomi in uno di quegli sguardi siciliani in cui la risposta sei tenuto a dartela da solo, se no sei un idiota. Un giorno però, a Marcello dell’Utri un terzo grado non glielo risparmio.
D: È una minaccia?

R: No, una promessa.

D: Cosa ne pensa dell’ipotesi che il crimine organizzato e in particolare la mafia abbia avuto un ruolo centralein Italia nell’impedire l’avanzata del Pci?

R: Lo sosteneva gente come Luciano Leggio e tutta una certa letteratura orientata a cui non credo.Ciancimino a Palermo andava avanti anche con i voti del Pci…il che non significa certo che in Italia fosse il Pci il partito di riferimento della Mafia. Come mi ha fatto capire Bruno Contrada i rapporti strutturali tra i famigerati esattori Salvo e la DC non sono mai stati esplorati fino in fondo.Purtroppo,non per sottramivisi,questa sola domanda meriterebbe tutta l’intervista,o un libro.
Perchè venne ucciso Salvo Lima?lo sfegatato anticomunismo del secondo dopoguerra non aveva più senso crollato com’era l’Unione sovietica…
Non ho seguito il processo e non sono il capo occulto della Dia…però anche qui ho la riprova di quanto forse indispensabile ma spesso controproducente sia stata l’arma dei pentiti.Mi spiego…molti di loro definiscono Lima uomo d’onore ma tanto per cambiare mentono,Lima non era un uomo d’onore.Lo fosse stato avrebbe dovuto uccidere come da rigido codice di Cosa Nostra la moglie Giulietta fuggita all’improvviso con un ufficiale di Marina perchè se ne era innamorata ….e invece la Giulietta (che ha anche progettato l’abito di nozze della mia ex moglie) per quarant’anni ha fatto la creatrice di moda a Bologna sopravvivendo a lungo al marito.Il potere che aveva Lima su Andreotti lo avrebbe forse potuto spiegare la moglie italosvizzera dell’industriale del vino Ruffino(la mia peraltro è solo una ipotesi basata su un colloquio di anni fa con la nobildonna ticinese) nella cui casa-vicino alla sua- per anni Andreotti si è dedicato al gioco,in modo forse non sempre giocoso.Ma ormai questo è il passato.

D: Lei definisce Bruno Contrada uno dei più grandi poliziotti nella lotta al crimnine organizzato.Come si spiegano le tante accuse rivoltegli?Solo inesattezze investigative?
R: Che Bruno Contrada sia stato uno dei più grandi poliziotti della storia di questo secolo non lo dico io ma il suo cursus honorum e la gran parte dei capi della Polizia,dei Servizi Segreti, e dell’Arma dei Carabinieri che in questo modo si espressero durante il suo processo. Basterebbe leggersi lo splendido libro scritto diversi anni fa per la Rubettino editore”Il caso Contrada tra Stato e Cosa Nostra” dal corrispondente storico del Corriere della Sera a Paermo Felice Cavallaro (che però nelle cronache giudiziarie diventa subito molto piùcolpevolista ,eh quando i magistrati ti danno il pane mediatico…)dove tutte le innumerevoli accuse contro l’ex capo della Criminalpol vengono smontate ad una ad una….parliamo di un formidabile investigatore descritto come uno a cui Falcone stringeva a malapena schifato la mano e di cui invece Falcone chiese la promozione per meriti straordinari,descritto-da gente disinformata e in malafede- come anima nera di Ninni Cassarà che invece lo trattava come un padre… che avrebbe rilasciato illegalmente documenti prefettizzi al capocosca Stefano Bontate quando ancora non era in carica alla Prefettura di Palermo… che ha arrestato la gran parte dei pentiti che lo accusano(e lo credo che l’odio fosse concordante..)i quali nel tirarlo in ballo dopo anni dal pentimento e spesso facendo capire sotto enorme pressione degli inquirenti sbagliano luoghi,date ,persone…che era arrivato a rintracciare i figli di Bernardo Provenzano e a capire i luoghi della latitanza del boss dalla sfumatura del loro dialetto e viene bloccato guarda caso un attimo prima della cattura del latitante…(dura dare del mafioso a chi ti ha appena catturato il capo della Mafia..) è una storia talmente labirintica che non posso che rimandare il suo videolettore alla mia intervista-credo la più esaustiva in questo ambito- fattagli per il mio giornale on line www.cristianolovatelliravarinonews.com….
D: Non le sembra strano che gli errori e la malafede siano sempre dalla parte della magistratura inquirente?
R: Ma allora la malafede degli inquirenti attorno a lui era generale?è terribile pensarlo,anzi non posso crederlo…a me uno come il giudice Caselli è sempre sembrato una specie di Cavaliere immacolato della Tavola Rotonda….eppure quando uno stana le magagne di tutti ( tra le tante ad esempio i pericolosi rapporti dell’Arma in Sicilia con gli esattori Salvo )non ti stupisci poi che due alti Ufficiali dell’Arma mentendo (come da sentenza della Procura di Caltanissetta) sostengano di avere avuto le prove che Contrada era in via Amelio pochi secondi dopo la strage di Borsellino…una delle cose che più mi ha traumatizzato nel giornalismo giudiziario è vedere di che cosa sono capaci gli inquirenti pur di portare acqua al proprio mulino accusatorio.. (il che nulla toglie al debito immenso che abbiamo verso tanti investigatori e magistrati eroici ).
Durante l’unica causa (vinta)avuta qui in Italia per la nota vicenda dei disegni regalatimi dal famoso pittore Francis Bacon pur di perquisirmi la macchina quelli del Nucleo Tutela Patrimonio Artistico (che pure compiono in genere sui nostri tesori d’arte un’opera di protezione straordinaria) si inventarono che io aveva precedenti per TRAFFICO INTERNAZIONALE DI ARMI NUCLEARI….”Soltanto questo?-ebbi la presenza di spirito di replicare a un imbarazzatissimo maresciallo del Nucleo- per fortuna.. temevo aveste scoperto le mie magagne!!”
D: Lei descrive uno come Michael Ledeen come una persona di buon cuore con cui si beve gradevolmente un bicchiere di vino.Ma non le sembra che dopo i filmati che ci hanno mostrato un Adolf Hitler cordialissimo intento a mangiare la torta alle fragole le qualità private di una persona non abbiano nulla a che fare con il ruolo che svolge?
R: Paragonare Michael Ledeen ad Adolf Hitler non mi sembra accettabile neanche come battuta di cattivo gusto…
D: Non era un paragone ma sottolineare ripeto che le qualità private di una persona non hanno nulla a che fare con il ruolo che ricopre…
R: Purtroppo quando una persona la si conosce personalmente e si sa tutto della sua vita notare gli strafalcioni o le insinuazioni che nei suoi confronti vengono fatte dai media e dalle istituzioni gelose ti dà un grande senso di frustrazione sui limiti di questo mestiere…magari però anche io se scrivessi sulla sinistra diessina giovanile siciliana incorrerei in innumerevoli solecismi….in ogni caso non dico che Michael sia perfetto. Il famoso Billygate che in genere viene ricordato in modo esecratorio ed invece è un merito storico(perchè permise di sostituire a un Billy Carter ormai ricattabile un Ronald Regan che non mi sembra,storicamente,abbia fatto male) non è merito suo, ma di Francesco Pazienza (un’altro presunto Satana la cui storia andrebbe ampiamente riscritta). Michael non ha esitato ad appropiarsene(sarà che era il suo ambiente) senza dire neanche grazie all’ex braccio destro di Santovito.E’ vero, spesso è ossessivamente in cerca di soldi per le sue difficili e profetiche iniziative(venticinque anni fa scrisse che l’Iran si sarebbe trasformato nel paese più destabilizzante del mondo come è cronaca di questi giorni) e unisce la cultura di un professore universitario a sonde personali in tutti i servizi segreti del mondo(know how irripetibile senza l’aiuto del quale giornalisti famosi come Claire Sterling non avrebbero potuto attuare molti dei loro scoop e anche in Italia,perlomeno per un certo periodo, vecchi maestri di investigative-journalism come Corrado Incerti). Il che ha suscitato le gelosie isteriche di personaggi come l’ex capo del Sismi Martini o dell’attuale, Pollari, il quale sostiene che ne parlasse male anche l’ex direttore della Cia George Tenet,cosa a cui non credo… in ogni caso emblematica per chi sostiene che Michael sia-ovviamente- uno dei virus con cui la Cia cerca di contagiare l’Italia.
D: Ma non solo qui in Italia lo si guarda con sospetto…
R: Ma qui stiamo parlando di uno che a suo tempo salvò i rapporti tra l’Italia e l’America con la famosa traduzione”diplomatica”tra Regan e Craxi per la questione di Sigonella e che in un periodo in cui,in Italia, dormiva a casa dall’allora presidente del Consiglio Craxi o dall’allora Presidente della Repubblica Cossiga da ineffabili istituzioni come l’Associazione Vittime Familiari di Bologna veniva adombrato come uno dei possibili mandanti occulti della strage di Bologna…ma siamo impazziti?
Imtanto sono le parole scritte di Ledeen a parlare da sè!
E’ facile scrivere su una persona basandosi su qualche ritaglio di giornale e su qualche insinuazione istruttoria….la realtà degli altri non è mai così miserabile come certi faldoni o certe vulgate propalano.Tra l’altro il consigliere più ascoltato del Presidente Bush è forse Karl Read e l’unica persona da cui Read si faccia a sua volta consigliare è Ledeen…non mi sembra il caso di trattarlo come una specie di orco, come si dilettano pressapochisticamente in troppi.
In quanto alla mia mail e al tono provocatorio con cui ho reagito alle vostre illazioni su Michael credo che ,grazie soprattutto al vostro Direttore, abbiamo saputo spiegarci in modo corretto e civile. Spero-grazie anche a questa intervista- in modo interessante e forse costruttivo per i vostri- mi dicono- sempre più numerosi videolettori.”
D: Ma si diverte ancora a fare il giornalista?

R: ” Sarà come dice Freud che da grandi facciamo quello che ci hanno impedito di fare da bambini – e io ho avuto una infanzia severissima – io ho fatto questo mestiere semplicemente… per continuare a giocare.”

D: Ogni tanto ha paura?

R: Mi rendo conto che il gioco a volte è stato sconsiderato.Ma non perchè abbia mai pensato di rischiare o di voler fare il Davy Crocckett della notizia(la mafia si vendica se la anticipi
non se raccoglie le memorie di un suo capo storico )ma perchè a volte ho sottovalutato le sofferenze che le mie scorribande,benchè in buona fede e forse non del tutto sbagliate,procuravano.D: Si sente solo in quel che pensa?

R: Non potrò mai scordare quando durante il caso Montorzi a Bologna vedevo la gente scostarsi impaurita o addirittura al mio passaggio velarsi di lacrime gli occhi. Il tempo almeno in parte penso mi abbia dato ragione,ma della sofferenza procurata soprattutto alla gente semplice non potrò mai essere contento.

D: Si sente un uomo di destra?

R: Se qualcuno pensa che io sia un simbolo della destra radicale americana sbaglia di grosso,come confessai una volta a Massimo d’Alema incontrato avventurosamente nell’Isola di Salina che mi chiedeva di spiegargli chi fosse mai il misteriosissimo ambasciatore Reginald Bartholomew (proveniva dall’ International Security Office,non affiorava in nessun files) io già da allora descrivevo nelle mie analisi a chi di dovere il Pci -avendolo vissuto capillarmente in Emilia -come un affidabile partito di socialdemocratici….. magari fin troppo interessati a riconfigurarsi in business men.
D: Quali sono i suoi progetti futuri?
R: Per il futuro….verso la fine della sua vita il mio amico Francis Bacon ,il pittore dei volti deformi dell’urlo e dell’angoscia, confessò nell’isoletta siciliana di Panarea al suo buon conoscente il mitico arredatore Giulio Contarini che gli sarebbe tanto piaciuto fermarsi più a lungo alle Eolie per dipingere solo aquarelli di fiori e di piante.Così nel mio piccolo dopo aver scorrazzato per decenni su stragismi,terrorismi ,mafie,serial killers,e mostri vari mi piacerebbe scrivere solo di cose belle,tipo il mio adorato gatto Pipino troppo precocemente scomparso o incredibili personaggi che non credevo esistessero tipo il Bionaturopata ed Iridologo Bruno Zanzi di Lugo di Romagna che nonostante io creda a malapena che due per due faccia quattro e cose come l’omeopatia mi facciano ridere ho visto letteralmente miracolare solo con la scienza della nutrizione miei conoscenti che la medicina ufficiale aveva abbandonato al proprio destino.
Speriamo che il caro Francis si sbagliasse quando diceva che l’esistenza è quella cosa in cui tu cerchi per tutta la vita di dipingere un sorriso senza mai riuscirci.
Intervista di Michele Guarnieri
www.tifeoweb.it